#СвадебныйПереполохНаГиблыхБолотах
часть 15

Большой и важный батюшка Василий с окладистой бородой на удивление оказался в теме. Он выслушал нас, сложив на животе большие руки, а потом ткнул каждой под нос тяжелый крест. Мы послушно приложились.

- Хорошо, что вы пришли. Я давно подозревал, что Кирилл Михайлович злом повязан… Всегда своим прихожанам говорил, чтобы не ходили к нему! Чтобы помощи не просили, ибо помощь вся эта от нечистой силы! – батюшка поднял вверх свой крупный перст с круглым розовым ноготком, словно намекая, что вверху у него поддержка покруче. – Правильно Марфа Васильевна сказала, что порчу-чернушку просто так не снимешь. Только колдуна на венчание затащить надобно. Сподобилась значит… Ну что ж… Пойдем, спаси Господи, правду вершить. Сейчас только атрибуты соберу.

Маты колдуна было слышно даже за калиткой. Таких выражений я не слышала за всю жизнь ни разу. У меня щеки загорелись от смущения, а Елизавета тихо посмеивалась, отворачивая лицо. Батюшка же совершенно не смутился. Он остановился во дворе, послушал, после чего с удовлетворением произнес:

- Хорошо. Беснуется гадина. Чувствует, что пришло его время.

Мы вошли в дом, и Елизавета сразу бросилась к бабушке, которая сидела, прижавшись спиной к стене. Она тяжело дышала, под глазами залегли синеватые тени, а нога опухла так, что даже пальцев не было видно.

- Бабушка, как ты?

- Держусь еще… - улыбнулась старушка. – Здравствуй, отец Василий. Сказали девки, зачем я позвала тебя?

- Конечно. Молодец Марфа. Все по делу решила. Сейчас мы этого нечестивца излечим Божьим словом, да на путь истинный направим. Станет хорошим человеком, супругом добропорядочным… - батюшка увидел лежащего на полу беса с ведром на голове и поморщился. – Вижу, вижу… Михайлович помощничка призвал… У-у морда бесовская!

- Он жив? – с любопытством поинтересовалась Елизавета. – Почернел весь от иконы.

- Жив… Такое гавно, прости Господи, не так просто изничтожить… - священник склонился над бароном. – Тьфу ты! Серой воняет! Ничего, мои хорошие, я этого непотребника с собой заберу. Узнает чертяка, каково оно на святой земле побывать. Не все ж над людьми измываться!

- Чтоб вас эти самые черти в пекло уволокли! – закричал Кирилл Михайлович. – Я отсюда и носа не высуну!

- Слово Божье тебя вытащит. Хочь ругайся, хочь не ругайся… Угомонись и прими судьбу свою, - спокойно ответил ему батюшка, а потом обратился к Елизавете: - Нужен мне стол обычный и столик журнальный. Имеется?

- Конечно! Сейчас притащим! – она кивнула мне. – Поможешь?

Мы вытащили из кухни стол, после чего Лиза принесла журнальный столик. Батюшка Василий положил на него Крест и Евангелие, а на большой Антиминс*. Задымило кадило, и священник затянул «Благословен Бог наш…».

Из подпола послышался вой безысходности.

- Вылазь, вылазь, паскудник… - усмехнулась Марфа Васильевна, поднимаясь с помощью внучки. – От слова Божьего всяко колдовство пропадает.

Я с любопытством наблюдала, как из погреба появляется сначала голова колдуна, а потом и все остальное. Его корчило, корежило, но перебороть силу молитвы Кирилл Михайлович не мог. Лишь один раз колдун взбрыкнул, собрав все свои возможности, но тут же получил кадилом по голове и обмяк.

Батюшка водил молодых вокруг журнального столика, который играл роль аналоя, читал молитвы, возлагал на них венцы… Кирилл Михайлович выл и стонал, бледнел, багровел. Его била дрожь, глаза закатывались под лоб, но никто не обращал внимания на его мучения. Зато Васильевна выздоравливала на глазах.

- Живите дружно, дети мои. Делите между собой чашу радостей и скорби поровну. Побеждайте все диавольские искушения, чтобы удостоиться венцов небесных. Благословляю вас на чадорождение… - священник резко замолчал, поняв, что заговорился, а приободрившаяся Марфа Васильевна хохотнула: - Ну чего, Михайлович? Буратину себе сострогаем?

Тот еле стоял на ногах, вцепившись в руку своей благоверной.

- Все, Васильевна, веди мужа в опочивальню. Пущай отдохнет, - батюшка попрощался с нами, засунул беса подмышку и отбыл.

- В опочивальне не отдыхать надобно, а резвиться! – старушка подтолкнула бывшего колдуна к дверному проему, прикрытому цветными шторками, а сама посмотрела на нас. – Идите-ка, подышите свежим воздухом. Своих мужиков повыглядывайте.

Посмеиваясь, мы с Елизаветой вышли из дома, и буквально через пару минут из открытого окна послышалась громкая музыка, а потом голос Зыкиной запел:

- Он пришёл из армии,

Зачастил в наш дом

Протоптал всю травушку

Под моим окном.

Но о том нисколечко не жалею я,

Травушка-муравушка зелёненькая!

* * *
В подземном мире становилось все холоднее. Чувствовалось дыхание реки, а вскоре послышался шум ее бурлящих вод.

- А вот и река! – радостно воскликнул Кузьма. – Наконец-то! Продрог я, сил нет! Сейчас бы сливовки или водочки писюлик… Чтобы ажно нутря обожгло…

- У меня настойка имеется из улиток… - тяжело вздохнул водяной. – И вино из ряски… Когда вернемся, я прям бочонок приговорю, да на кочке песни петь стану. Я ведь и на балалайке играть научился… А потом пойду к кикиморам приставать, за сосцы пощипывать!

- Фу! – скривился Щука. – Мели Емеля, твоя неделя! Буколевич, я ведь и подумать не мог, что ты любитель пупками тереться…

- Ты што ли не любитель? – булькнул водяной, раздраженно косясь на домового. – Али отвык пока у колдуна жил? Небось, за печкой валенок любил?

- Дурило болотное! – прошипел Щука, прибавляя шаг. – Язык как тот слизень!

- Слышь, банник, а ты баб любишь? – Кузьма толкнул его локтем. – А?

- Нужны они мне больно! Только и держусь, чтобы им жопы кипятком не ошпарить! – фыркнул банник, выпячивая подбородок. – Одни беды от них! Ежели бы не баба, мы бы тут не шоркались!

- Брешет… - насмешливо протянул Мартын Буколевич. – Мне одна кикимора рассказывала, что он к лесной мавке «ковшок» свой пристраивал. Да только получил отворот поворот!

- Ничего я не пристраивал! – возмутился банник. – Оговор! Оговорище!

Аронов, Вовка и Усыня тихо смеялись, слушая перепалку нечисти. Но все разговоры вдруг резко прекратились. Перед компанией во всем своем величии появилась подземная река. Ее лазурные глубины искрились, переливались алмазными бликами, завораживая первозданной красотой. Но красота эта была смертельно опасна…

Продолжение следует...

Анна Лерн