🎭 Конкурсы "Семь мгновений осени"
25 апр 2020 Поиск ветеранов Великой Отечественной войны :

Герой Советского Союза Александр Панкратов первым — закрыл своим телом пулеметный огонь противника.











Герой Советского Союза Александр Панкратов первым в истории Великой Отечественной войны совершил акт самопожертвования — закрыл своим телом пулеметный огонь противника. Это произошло 24 августа 1941 года при обороне Великого Новгорода на острове Нелезень, где некогда располагался Кириллов монастырь.

Говорят, героями не рождаются, героями становятся. Как стал героем Александр Панкратов? В какой среде он рос? Какие факторы повлияли на становление его личност?

Александр Константинович родился 10 марта 1917 года в деревне Абакшино недалеко от Вологды. Его семья потеряла отца-кормильца, рано умершего от непосильного труда (Саше, младшему сыну, тогда было всего лишь пять лет). После этого Панкратовы переехали в город, спасаясь от коллективизации. Смена деревни на город давала детям шанс на лучшую, чем у родителей, судьбу.

В Вологде Саша Панкратов окончил седьмой класс, а затем курсы электромонтеров при вологодской краевой школе. Следующим этапом стало обучение по специальности «токарь» в школе ФЗУ при заводе «Северный коммунар». Судьбоносная веха в жизни будущего Героя – февраль 1935 года: Александра приняли на работу в токарный цех Вологодского паровозовагоноремонтного завода. Юный токарь пришел в огромный трудовой коллектив, считавшийся в те времена самым передовым на Русском Севере. Молодых рабочих здесь не просто отправляли к станку, а воспитывали. Помимо работы юноши и девушки занимались художественной самодеятельностью, спортом, осваивали азы начальной военной подготовки. Их осознанно готовили к подвигам на трудовом фронте и, если понадобится Родине, на военном. С завода осенью 1938 года Александр Панкратов был призван на службу в РККА. Он с детства мечтал стать военным и очень обрадовался повестке. В двух главах, опубликованных ниже, рассказывается о начале его армейской службы, о первых днях войны и беспримерном подвиге у стен Кириллова монастыря.



«ДАН ПРИКАЗ ЕМУ НА ЗАПАД»



Эта песня, так проникновенно исполненная Александром Панкратовым на прощальной вечеринке перед отправкой в армию, стала для юноши в каком-то смысле пророческой: Александра и в самом деле отправили служить на запад Советского Союза. Панкратов попал в 21-ю танковую дивизию в Смоленске, где был зачислен в 32-й учебный танковый батальон. «Он занимался по программе младшего командира танковых войск. Закончил учебу успешно: научился водить танк и хорошо стрелять из пушки», – рассказывал ветеран Виктор Николаевич Орлов, близкий друг героя по заводской юности.

Неудивительно, что Александр Константинович проявлял удвоенное рвение и интерес к учебе: наконец-то он получил шанс осуществить детскую мечту – стать кадровым военным! Это была реальная возможность с лучшей стороны зарекомендовать себя в глазах командования. «В своей автобиографии А. К. Панкратов указывает, что в учебной роте он был избран секретарем комсомольской организации и был редактором ротной стенгазеты, по вечерам посещал занятия партийной школы, но не окончил ее, так как в августе 1939 года был направлен в город Гомель на курсы младших политруков Белорусского особого военного округа», ‒ рассказывается о нем в книге М. Сахновецкого «Подвиг Александра Панкратова», изданной в Вологде в 1973 году. То есть Александру удалось выполнить свое намерение: его искренний интерес к службе был замечен и оценен по достоинству. Но гомельские курсы он тоже не окончил. В январе 1940 года Панкратова в числе наиболее успевающих направили в Смоленское военно-политическое училище для продолжения образования.

В рядах РККА существовал кадровый голод. Армия остро нуждалась в квалифицированных политработниках. Во времена Александра Панкратова о причинах нехватки кадров не говорили всей правды, заключавшейся в том, что накануне войны сталинские репрессии существенно выкосили старший и младший офицерский составы. Многие военные перед войной и после нее, конечно же, знали или догадывались, куда внезапно пропадали их товарищи по оружию. Вот выдержка из письма ветерана Великой Отечественной войны Владимира Степановича Бойко, служившего в 286-й стрелковой Ленинградской Краснознаменной дивизии, сформированной летом 1941 года на территории Вологодской области. Владимир Степанович пишет Исааку Абрамовичу Подольному, вологодскому прозаику и краеведу, оценивая книгу «Надо идти на фронт»: «Еще одна мысль возникла в связи с книгой «Надо идти на фронт». Все ее герои и авторы писем – люди штатские. А где же были в начале войны кадровые военные?.. Однажды, когда я работал лектором Сахалинского ОК КПСС, я увидел списки расстрелянных в 1937–1938 годах красных командиров всех рангов, от маршалов до командиров взводов, а еще членов их семей... После этого я не мог читать лекции на тему войны. Я думаю, что и в этом один из секретов наших поражений первых лет войны. До войны, во время войны и многие десятилетия после Победы наше государственное руководство сделало массу трагических ошибок, которые достойны называться преступлениями...» И хотя перед войной предпринимались попытки устранить последствия сталинских чисток, сделать это в полной мере так и не удалось, слишком уж серьезным был этот подлый удар по РККА.

«В 1938–1940 гг. и первой половине 1941 г. только средние военно-политические учебные заведения подготовили около 25 тыс. партийных работников. Однако полностью ликвидировать недостаток политсостава к началу Великой Отечественной войны не удалось. Сказались определенные недостатки в развитии сети военно-политических учебных заведений в начале первой половины 30-х годов и просчеты в прогнозировании военно-политической обстановки», ‒ отмечается в книге «Советские Вооруженные Силы: вопросы и ответы», изданной в 1987 году.

Тем не менее попасть в военно-политическое училище было непросто, ведьПанкратов читал очень много классических произведений вне школьной программы: Пушкина, Салтыкова-Щедрина, Тургенева, Льва Толстого, Горького и др. Во время учебы в жизни Александра Панкратова произошло важнейшее по меркам той эпохи событие – в апреле 1940 года он был принят в ряды Коммунистической партии. Из партийной характеристики Панкратова, утвержденной 6 декабря 1940 года: «Растущий коммунист, упорно овладевает основами марксизма-ленинизма. Политически развит хорошо, систематически повышает свой идейно-политический уровень. Всегда в курсе международных событий. Активно участвует в жизни партийной организации. Помогает командованию в укреплении советской воинской дисциплины и единоначалия».

А в выпускной аттестации особого упоминания заслужили еще и его волевые, а также яркие лидерские качества. Как и в заводской юности, Панкратов выделялся на фоне ровесников: «Требователен к себе и подчиненным. В своих действиях уверен. Инициативен и решителен. Характер твердый и устойчивый. Общителен, пользуется авторитетом среди товарищей».

Александр окончил училище 18 января 1941 года. Ему было присвоено воинское звание «младший политрук». Зимой 1941 года Александр Панкратов отправил домой, матери, фотографию. На обороте было написано: «Как быстро летит время! Кажется, совсем недавно стоял за станком, а сегодня уже закончил военное училище. Убеленный сединой, заслуженный генерал, пожав руку, дал наказ: «Береги Родину, она у нас одна». Дорогая мама! Я рад, что нашел свое место в жизни».

Поскольку выпускник Александр Панкратов уже имел опыт службы в танковых частях, после окончания службы его назначили на должность заместителя командира роты по политической части, но на этот раз отправили в Латвию, в город Двинск (Даугавпилс). Интересно, что в официальных документах и воспоминаниях однополчан даты не совпадают. В документах сказано, что в Даугавпилс Панкратов прибыл только в феврале, а его однополчанин и земляк Василий Николаевич Богородский утверждает, что встретился там с ним чуть раньше: «В ноябре 1940 года для прохождения службы в Красной Армии я был направлен в город Двинск (ныне Даугавпилс Латвийской ССР) в 10-ю легкотанковую бригаду. Пошел в общежитие для холостяков-офицеров, в деревянный одноэтажный домик, чтобы положить свои нехитрые пожитки. В одной из комнат сидел младший политрук. Как принято у военных, отдал ему честь и представился.

– Садитесь, устраивайтесь, – приветливо ответил политрук. – Случайно не из вологодских?

– Да, я из Вологды, – ответил я.

– Ваше лицо мне знакомо. В футбол не играли?

‒ Был такой грех, играл вратарем «Локомотива».

– Значит, ваша фамилия – Богородский!

– Так точно!

– Земляк! В какую же роту вас определили?

– В первую.

– Так это же ко мне!

С этого времени и почти до самого начала Великой Отечественной войны мы с Александром всегда были вместе».

Жизнь молодых офицеров была очень насыщенной, но в самой атмосфере тех лет уже ощущалось напряжение, близость какой-то глобальной мировой катастрофы. Об этом рассказывал Василий Николаевич: «Обстановка в то время была напряженная. Об этом нам постоянно напоминали сообщения по радио, газеты. И все же это была, пожалуй, самая счастливая, самая радостная пора в моей жизни. Судите сами. Обоим по 23-24 года. Молодость, первые самостоятельные шаги на командирском поприще. Саша – политрук, я – командир первого танкового взвода. Работы и забот нам тогда хватало. Пополнение в часть только что прибыло. Его надо было обучить военному делу, подготовить к защите Родины».

Новый, 1941 год друзья встретили в городском клубе на бале-маскараде. По словам Василия Богородского, Александр Панкратов от души, совсем по-детски радовался этому празднику. Молодых офицеров, выросших в вологодской деревне, сильно впечатлили национальные латвийские костюмы, танцы и музыка. Казалось, наступивший год принесет только радостные события, да и вся жизнь будет яркой и счастливой, как этот бал-маскарад...

Вряд ли эти яркие эмоциональные детали можно было выдумать или случайно перепутать. Скорее всего, В.Н. Богородский прав – в Двинск (Даугавпилс) Панкратов, учитывая кадровый голод в рядах вооруженных сил, мог быть отправлен и в ноябре, а аттестат об окончании учебы получить позже.

«20 февраля 1941 г. прибывший в распоряжение военного совета Прибалтийского особого военного округа младший политрук Панкратов был назначен заместителем командира роты по политической части в 10-ю легкотанковую бригаду (г. Двинск, совр. Даугавпилс), а 24 апреля 1941 г. – на такую же должность в 125-й танковый полк 202-й моторизированной дивизии. Этот полк дислоцировался в г. Радвилишкис (восточнее Шяуляя) и к началу военных боевых действий находился в стадии формирования, боевых машин еще не было» – такие данные, найденные в Центральном архиве Министерства обороны, приводит исследователь М. Сахновецкий. Исключая две эти даты – февраль 1941 года или ноябрь 1940-го, – остальное сходится с воспоминаниями В.Н. Богородского.

Следует упомянуть еще о нескольких глобальных событиях, которые самым непосредственным образом в скором времени отразились как на судьбе младшего политрука Панкратова, так и на судьбах многих других рядовых воинов.

В феврале–марте 1941 года в Прибалтийском особом военном округе была сформирована 28-я танковая дивизия в составе 12-го механизированного корпуса. Командиром дивизии еще до ее формирования был назначен молодой офицер – 34-летний подполковник Иван Данилович Черняховский. Местом дислокации дивизии стала Рига. В первые месяцы войны 125-й танковый полк будут то выводить из 202-й дивизии и присоединять к 28-й под командованием Черняховского для выполнения ряда боевых задач, то возвращать обратно.


Отнюдь не случайно советское правительство стягивало танковые войска к западным границам государства. Это были меры, принятые в ответ на действия фашистской Германии, которая уже утвердилась в западной половине Польши. Кроме того, в Восточной Пруссии сосредоточивались большие массы германских военных сил. Участились случаи сообщений о нарушении воздушного пространства.

Читая литературу об этом моменте истории, необходимо учитывать: события первых месяцев войны и их интерпретация нередко становились и становятся до сих пор орудием политической борьбы на международной арене. И сейчас некоторые мифотворцы публикуют в Интернете и печатных СМИ свои пространные рассуждения о том, что Советский Союз оказался совсем уж беспомощным в сражениях с гитлеровцами летом 1941 года. Цель таких публикаций – принизить статус Красной Армии. Иногда в своем критическом рвении авторы доходят до абсурда. Так, известна книга американского публициста Г. Солсбери «Неизвестная война». Ее объем – 220 страниц текста, из которых 130 отведены просчетам Красной Армии в первые месяцы Великой Отечественной войны, зато выдающимся победам наших воинов в 1944 году автор «щедро» посвятил... одну страницу. По такому же принципу построена книга «Блокада Ленинграда 1941–1944 гг.» американского военного историка Дэвида Гланца. Про неудачи наших войск он рассказывает красочно и подробно, про победы – кратко и без деталей. Каждая ошибка советского командования подвергается подробному и методичному анализу, все потери строго документируются. Об успехах и трофеях упоминается вскользь. В итоге к концу книги само собой возникает некое логическое несоответствие: если русские были настолько бездарными солдатами и полководцами, то почему же они победили? И таких курьезов немало в книгах, статьях, документальных фильмах.

Судя по воспоминаниям военачальников, неготовность СССР к войне нередко преувеличена рядом иностранных и отечественных авторов, хотя некоторые критические замечания и выводы вполне справедливы. Однако всё же к войне СССР готовился. Вот что пишет генерал-лейтенант в отставке Павел Григорьевич Кузнецов в своей книге «Генерал Черняховский»: «Разбросанные на большой территории войска Прибалтийского особого военного округа прикрывали южное побережье Финского залива и восточное побережье Балтийского моря до Мемеля (Клайпеды), а также сухопутную границу Литовской ССР с Восточной Пруссией длиной 300 км».

Вот и еще факты, неподвластные политическим инсинуациям: к началу войны в приграничных районах располагались 8-я (которой командовал генерал-майор П. П. Собенников) и 11-я (под руководством генерал-лейтенанта В. И. Морозова) армии. В глубине советской территории их действия при потенциальном нападении противника должны были прикрывать 27-я армия генерал-майора Н. Э. Берзарина и два механизированных корпуса окружного подчинения.

Пишет генерал-лейтенант Кузнецов: «Во второй половине июня из армий прикрытия к государственной границе стали срочно выдвигаться отдельные части и подразделения. Становилась на огневые позиции артиллерия. На направления вероятных ударов противника подтягивались механизированные войска, создавались подвижные отряды заграждения для борьбы с вражескими танками».

Как показала история, эти действия были совершенно оправданными. В Прибалтике Александр Панкратов и встретил начало войны, но где он был именно 22 июня, неизвестно. Не мог ответить на этот вопрос и Василий Богородский, хотя впоследствии его не раз расспрашивали об этой исторической дате журналисты. Дело в том, что Василий Николаевич в период со 2 по 21 июня находился в госпитале в Шяуляе. В последний раз он виделся с Александром Панкратовым 16 июня, когда тот приехал навестить друга. О подвиге Панкратова Василий Богородский узнал уже после войны: «Узнал и ничуть этому не удивился. Саша Панкратов горячо любил свою Родину».

Как бы там ни было, Александр Панкратов принял боевое крещение в малоупоминаемой в наши дни военной операции – в сражении под Шяуляем с 23 по 27 июня 1941 года. Шяуляй – крупный узел коммуникаций, связывавший Восточную Пруссию и Прибалтику. За этот важный стратегический пункт завязались кровопролитные бои. «С первого дня Великой Отечественной войны полк, в котором служил А. К. Панкратов, героически сражался на подступах к Шяуляю и севернее Крустпилса на реке Западная Двина, участвовал в контрударе, который был нанесен 12-м механизированным корпусом по немецко-фашистским войскам в районе города Мадона» ‒ писал М. Сахновецкий.

Буквально за пару дней до вторжения фашистов были объявлены «учения». Однако советские военачальники и офицерский состав в глубине души понимали, что на самом деле подразумевается под этим словом. Танковые части и полки сосредоточились вблизи Шяуляя. «Какие-то десятки километров отделяли их от фашистов, готовившихся к войне с нашим народом. Здесь, вблизи границы, Панкратов особенно почувствовал, как сгущаются тучи приближающейся войны. Всё время он проводил среди танкистов роты, морально готовя их к возможным боям. Он говорил им:

– Нужно каждую минуту быть в боевой готовности... Мы стоим недалеко от границы...

Политрук не ошибся. Утром 22 июня немецкие войска хлынули на литовскую землю из Восточной Пруссии. Рота первой вступила в бой. Танкисты держались стойко. Не раз атаки возглавлял политрук Панкратов. Борьба с врагом была тяжелой. Воевать пришлось на устаревших легких танках против немецких средних... Но советские танкисты дрались геройски. По нескольку раз в день они отбивали вражеские атаки» ‒ рассказывается в книге «Бессмертные подвиги, вышедшей в 1980 году в Воениздате.

То есть нельзя сказать, что вторжение фашистов застало бойцов 202-й и 28-й дивизий врасплох, но тем не менее они не были готовы к нему в полной мере, прежде всего, организационно и технически. И вот в этом авторы (тот же Г. Солсбери), критикующие действия Красной Армии в июне 41-го года, к сожалению, абсолютно правы.

Оказалось, что радиосвязь между отдельными формированиями наших войск нарушена, они действовали неслаженно, иногда даже мешая друг другу. Подкачало и снабжение: к танкам вовремя не доставляли горючее. К примеру, 24 июня 28-я танковая дивизия просто весь день простояла без дела, потому что... не было бензина. «Заняв в своем районе круговую оборону, перейти в наступление не могла. Она (28-я дивизия. – Н. М.) снова оказалась без горючего. Черняховский нервничал. Во все высшие инстанции летели телеграммы: «Помогите горючим! Шлите горючее!»... Бездействие угнетало» ‒ поясняет в книге «Генерал Черняховский» писатель П. Кузнецов.

Сказалась и техническая отсталость. Наши танкисты располагали на тот момент в основном легкими танками Т-26 и БТ-7. Не было еще ни тяжелых грозных КВ, ни легендарных Т-34. По злой иронии судьбы, замена старой боевой техники на новую планировалась на конец 1941 года.

Александру Панкратову, как и его товарищам по оружию, пришлось сполна узнать тяжесть поражений. Наши войска начали отступать. Бои на подступах к Шяуляю приняли настолько ожесточенный характер, что о них несколько дней упоминало Советское информбюро. Драма, развернувшаяся в краткий срок, с 23 по 27 июня, достойна отдельной книги, так много за это время произошло разнообразных событий, героических подвигов и, к сожалению, досадных оплошностей.

Несмотря на значительные потери, командование вновь и вновь ставило перед танковыми войсками задачу – уничтожить прорвавшиеся через границу танки и пехоту противника. Однако этот приказ не соответствовал реальной обстановке. Сдержать фашистов под Шяуляем, а затем у столицы Латвии не удалось. Уже 30 июня передовые части 26-го армейского корпуса 18-й немецкой армии овладели мостом через Западную Двину в Риге. Теперь немецкое командование готовилось к удару в направлении Пскова.


Начались танковые бои на псковских подступах. Они были столь же тяжелыми и еще более кровопролитными. И снова боль поражения ‒ 6 июля враг захватил Остров, форсировав реку Великую, а 9 июля ворвался в Псков. «Панкратову пришлось испытать горечь отступления. Шли через сожженные и разбитые врагом города и села Литвы, Латвии, Псковщины. Дрались с ожесточением», – пишет В. Орлов.

Слушая сводки Советского информбюро, в глубоком тылу за сына и брата переживала семья Панкратовых. «Приходили от него письма, иной раз – фото. Когда началась война, мы долго не получали от Саши весточки. Мать тогда сказала: «У него будет грудь в крестах или голова в кустах». Знала она его характер. Наконец пришло письмо от Александра: «Стоим в лесу под Псковом. Ждем приказа. Немца бьем крепко. Я жив, здоров», – вспоминает сестра Героя Евстолья Константиновна.

Александр Панкратов не бросал слов на ветер. «За ними уже стояли реальные боевые подвиги молодого политработника. В архивах сохранился документ, в котором командир и комиссар полка рассказывают о нем: «Товарищ Панкратов с начала боевых действий против немецких фашистов проявил себя как исключительно доблестный, мужественный командир-воспитатель. Он был участником каждой разведки и доставлял ценные сведения о противнике». Это цитата из книги М. Сахновецкого.

Сохранились воспоминания однополчан, которые тоже доказывают: Панкратов воевал на совесть и при этом с заботой относился к своим подчиненным. Вспоминает В.Н. Богородский: «Панкратов обладал замечательными командирскими качествами. Это был грамотный политрук, честный и отзывчивый товарищ. Он любил красноармейцев и умел с ними разговаривать. Вникал во все мелочи жизни, старался теплым словом ободрить молодых солдат, помочь им быстрее преодолеть трудности. Поэтому и любили Панкратова красноармейцы, охотно делились с ним своими радостями и горестями». Александр по-прежнему умел подбодрить ближних, в том числе и песней. Рассказывает В. Н. Богородский: «Когда рота направлялась в город или на стрельбище, младший политрук становился в строй или в голову колонны и бодрым звонким голосом запевал: «Дальневосточная опора прочная...» «Мы часто пели эту песню в Смоленском училище. Хочу, чтоб пела ее и наша рота», – говаривал Александр».

На самом деле в простых словах Панкратова – «немца бьем крепко» – скрыта великая сила. Да, историю не перепишешь: в июне и июле наши войска стремительно отступали. Но, судя по письму младшего политрука Александра Панкратова, воины не отчаялись, не впали в бездейственное уныние и прострацию. Мы можем предположить, что Александр Константинович в самые тяжелые моменты не раз вспоминал тот наказ убеленного сединами генерала, напутствовавшего выпускников военного училища: «Береги Родину, она у нас одна». В буквальном смысле, нашу армию в первые месяцы войны спасал патриотизм ее молодых солдат и офицеров, таких, как 34-летний командир 28-й дивизии Иван Черняховский, таких, как 24-летний политрук Александр Панкратов. Как бы пафосно это ни прозвучало, но иной формулировки нет: великая тайна их невероятной стойкости заключалась в умении ценить интересы Родины выше, чем свои жизни. Между тем военные стратеги Германии очень рассчитывали на то, что воля к сопротивлению в рядах советских войск будет сломлена после первых же неудач.

«В конце ноября – начале декабря 1940 года фашистский генералитет под руководством Ф. Паулюса (того самого, который впоследствии сдастся в плен под Сталинградом) провел военную игру, а затем и дискуссию по плану войны против Советского Союза, участники которых пришли к выводу, что для разгрома СССР требуется не более 8–10 недель. Подписанная через несколько дней Гитлером директива № 21 (план «Барбаросса») предусматривала в соответствии с этими расчетами разгром Советского Союза в ходе кратковременной кампании» ‒ отмечается в фундаментальном труде «Советские Вооруженные Силы: вопросы и ответы».

Но уже в самом начале войны план не задался. Гитлер, а вместе с ним и Паулюс ставили задачу разгромить главные силы Красной Армии прямо на границах Советского Союза в первые дни наступления. Но вместо считанных недель на весь СССР одни лишь пограничные бои в Прибалтике растянулись почти на две недели. С нашей точки зрения, фашисты продвигались молниеносно, но, с точки зрения германского руководства, они, наоборот, медлили, буквально увязая в сражениях за каждую деревню, село, хутор, за любой клочок земли.

Как это происходило, легко увидеть, проследив по датам бои 202-й моторизированной дивизии от Шяуляя до Новгорода. Вместе со своей дивизией этими же дорогами войны прошел и Александр Панкратов.

Ночь на 22 июня. Дивизия спешно развернулась на рубеже Кряжай – Кельме, прикрывая шоссе Таураге – Шяуляй.

22 июня (день). Дивизия вступила в бои с передовыми частями немецкого 41-го моторизованного корпуса (3-я моторизованная дивизия, 8-я танковая дивизия). Она отразила несколько атак противника, подбила около 20–30 танков. Слева от дивизии развернулась советская 9-я противотанковая бригада ПТО. Эти два соединения не пропускали вражеские войска к Шяуляю до 25 июня 1941 года.

25 июня. Дивизия отходит на рубеж реки Венты, прикрывая отход соединений 11-го стрелкового корпуса. Затем прикрывает отход наших военных и на северный берег реки Западной Двины.

29 июня. Дивизия сосредоточилась в районе Крустпилса, но не успела развернуться.

30 июня. 36-я моторизованная дивизия фашистов, форсировав Западную Двину, прорвала оборону 202-й дивизии, создала плацдарм. Начинаются попытки его ликвидации.

1 июля. Ведутся бои за плацдарм. Вражеские войска наступают.

2–3 июля. В течение двух дней 202-я дивизия не сдает позиции у Гулбене, но затем с боями вынужденно отходит по направлению к Пскову. Маршрут: Остров – Порхов – Дно. 3 июля 1941 года из дивизии были изъяты 125-й танковый полк (тот самый, где служил Александр Панкратов) и другие моторизованные части и переданы в 28-ю танковую дивизию.

4 июля. После безуспешного контрудара по прорвавшемуся в районе Мадоны противнику 12-й механизированный корпус был выведен в резерв фронта. Вместе с 28-й танковой дивизией 125-й танковый полк отправлен на восстановление сил под Новгород.

Не только по направлению к Новгороду, но и всюду германские войска застревали на каждом шагу по советской земле: «все рассчитанные фашистскими стратегами по дням и часам графики продвижения вермахта были сломаны Красной Армией. На огромном фронте, протянувшемся от Баренцева моря до Черного моря, советские войска оказывали гитлеровцам стойкое сопротивление».

«Бьем немцев крепко» – в первые месяцы войны так писал домой не только Александр Панкратов, но и многие другие солдаты, офицеры, военачальники Советского Союза по всей линии фронта. Это их силами были подорваны радужные планы фашистских захватчиков. Даже немецких военачальников поразила сила сопротивления Красной Армии. Начальник генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии генерал Ф. Гальдер писал в своем дневнике: «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека». В донесениях гитлеровского командования о первых боях в Прибалтике подчеркивалось: «Противник оказывал ожесточенное и храброе сопротивление, стоя насмерть. Донесений о перебежчиках и сдавшихся в плен ниоткуда не поступало. Поэтому бои отличались большей ожесточенностью, чем во время Польской кампании или Западного похода». В это время Александр Панкратов писал матери Александре Никаноровне: «Немцы нас, танкистов, как и моряков, называют «черными дьяволами». Мы не из тех, кто кажет врагу спину».

Не был сломлен дух советских людей и в тылу. В Вологде на родном заводе Александра Панкратова 23 июня 1941 года состоялся митинг. Трудящиеся ВПВРЗ осудили захватнические планы фашистов и дали священную клятву грудью встать на защиту Родины: «Всё – для фронта, всё – для Победы!» В короткий срок был освоен выпуск оборонной продукции – минометов, боеприпасов, ремонт броне– и авиаремонтных поездов. За годы войны были сформированы десятки санитарных поездов. Первый из них – ВСП-312 – был выпущен в рейс уже 26 июня 1941 года.

О славных делах ВСП-312 Вера Панова написала повесть «Спутники», по которой впоследствии был снят кинофильм «Поезд милосердия». Рабочие ВПВРЗ совершали большие и малые трудовые подвиги: стояли за станками по нескольку смен кряду (бывало, что рабочие не покидали завод и трое суток, если нужно было выполнить срочный военный заказ), осваивали сразу несколько профессий, выдавали удвоенные и утроенные нормы выпуска продукции. Все годы войны коллектив ВПВРЗ ежемесячно перевыполнял производственные задания.

Из тыла к защитникам Родины летели фронтовые треугольники, письма-весточки от родных: воинов благословляли на ратный труд их семьи, ободряли любовью, поддерживали словом. Мать Александра Панкратова, простая русская женщина, писала сыну отнюдь не паническое «спасайся!», а напутствие совсем иного рода: «Благословляю тебя на бой с врагом: бей беспощадно фашистских злодеев, обагривших кровью наших людей, нашу родную землю...». В ответ Александр Панкратов давал обещание: «Не горюй, мама! Фашистов мы всё равно разобьем, и если придется погибнуть, умру героем».



ШАГ В БЕССМЕРТИЕ



«Если придется погибнуть – умру героем». Спустя годы после войны кажется, что защитник страны Александр Панкратов дал эту клятву не только Александре Никаноровне, но и в ее лице всей Родине, образ которой для многих воинов воплощается в образе матери.

До судьбоносной битвы, где потребуется героизм Александра Панкратова, остается меньше двух месяцев, а пока танковые полки 28-й и 202-й дивизий, выведенные в резерв и переброшенные под Новгород, смогли несколько восстановить силы. Потери, которые они понесли, были значительными, но самым сильным ударом стала утрата боевой техники.


К началу июля 1941 года 125-й танковый полк потерял 66 танков, из них 60 безвозвратно. Будет ли пополнение? Командиры дивизий не знали ответа на этот вопрос, но решили не сидеть без дела. В книге «Генерал Черняховский» Павел Григорьевич Кузнецов пишет: «Потери в автотранспорте достигали 40 процентов. Но больше всего Черняховского беспокоила утрата боевых машин. Новых танков пока не присылали. Ожидая их, комдив учил своих танкистов тактике пехоты».

В этих условиях Александру Панкратову очень пригодились навыки стрельбы, полученные им еще в мирной Вологде при подготовке по программам Осоавиахима. В. Н. Орлов рассказывает: «Потеряв танки и не получив пополнения, танкисты воевали как пехота стрелковым оружием и пулеметами, снятыми с разбитых танков. Научившись хорошо стрелять еще до призыва в армию, Александр сумел подготовить из себя хорошего снайпера. Он зачастую свою позицию снайпера выдвигал далеко вперед от передовой и как обычно на мушку брал фашистских офицеров, и всегда добивался в этом больших успехов».

Напомним, что Александр Панкратов был и разведчиком. «Путь отхода оставшихся в бригаде танкистов проходил через Латвию в Псковщину. Панкратов в это время возглавлял разведывательные группы, которые проникали в расположение войск врага; воевал и как снайпер. Командир батальона восхищался его храбростью... Политрук часто пробирался в тыл врага и приносил ценные разведывательные сведения. На прикладе его снайперской винтовки росло число зарубок – число убитых фашистов».

Впереди Александра Панкратова ждало новое испытание – битва за Новгород. «Начиная со второй половины июля 12-й мехкорпус действовал на новгородском направлении, готовясь к оборонительным боям. 8 августа немцы захватили Старую Руссу. Создавалась реальная угроза десантирования немецко-фашистских войск на северное и восточное побережье озера Ильмень и наступления противника в обход Новгорода на Ленинград. В связи с этим начиная с 6 августа 125-й танковый полк готовил оборонительные рубежи в районе устья реки Мста и 10 августа занял оборону в самом уязвимом месте – влево от устья. 12 августа оперативная обстановка на фронте резко изменилась: крупная группировка немецко-фашистских войск прорвала нашу оборону в районе города Шимска и устремилась к Новгороду» ‒ писал М. Сахновецкий.

Несмотря на неудачи, героические усилия наших воинов, направленные на то, чтобы сдержать врага на новгородском направлении, тоже не были напрасными. Это подчеркивает генерал-лейтенант Павел Григорьевич Смирнов: «На Северо-Западном фронте во второй половине июля наши войска нанесли контрудар в районе Сольцы. За четыре дня упорных боев противник был отброшен далеко назад. Угроза прорыва немцев к Новгороду на некоторое время была устранена». В этом времени очень нуждалась 28-я дивизия под командованием Черняховского, которая встала на оборону древнего города, пытаясь сдержать неистово рвущиеся вперед войска захватчиков.

«В этот критический момент командир 12-го механизированного корпуса И. Т. Коровников, будучи начальником обороны Новгорода, возложил защиту города на 28-ю танковую дивизию полковника И. Д. Черняховского, а командиру 125-го танкового полка было приказано, объединив остатки других частей корпуса, прочно оборонять северо-восточное побережье Ильменя влево от устья реки Мста. Таким образом, в дни обороны Новгорода 125-й танковый полк обеспечивал левый фланг и тыл войск, непосредственно оборонявших город».

Однако 19 августа врагу всё же удалось завладеть Новгородом. Следует пояснить, что к этому времени дивизия отступила в район Кириллова монастыря, то есть фактически вышла за пределы городской черты. Вот как описал обстановку сам Иван Данилович Черняховский в своем донесении утром 19 августа: «После жестокого боя противник силою до пехотного полка с ротой танков при поддержке до трех дивизионов артиллерии и 35 бомбардировщиков ворвался на северо-восточную окраину Новгорода. Развернулись уличные бои... В уличных боях и атаках участвовали все до единого человека, в том числе и управление дивизии. В результате боев части дивизии, нанося большие потери противнику, отдельными группами вышли на юго-восточное направление и, преодолев переправу трех рек в районе Кирилловского монастыря, сосредоточиваются в лесу восточнее Кирилловское Сельцо (3-4 км восточнее Новгорода)».

Для продолжения борьбы была создана оперативная группа под командованием И. Т. Коровникова, которая приняла решение объединить остатки нескольких частей корпуса. 125-й танковый полк тоже был включен в состав 28-й дивизии. Это произошло 20 августа. Оставшимся силам Советских войск поступил приказ форсировать реки Волхов и Малый Волховец, захватить плацдармы на западном берегу Волхова севернее и южнее Новгорода, а затем, обходя Новгород с севера и юго-запада, к утру 23 августа полностью овладеть городом. Полку, где служил Панкратов, было приказано занять участок обороны на левом фланге и тоже готовиться к форсированию рек.

Несмотря на то что накануне под командование Черняховского передали все оставшиеся в наличии части и подразделения 23-й танковой дивизии, 125-го танкового полка, 5-го мотоциклетного полка с их штабами, военачальнику всё равно катастрофически не хватало бойцов, техники, вооружения. Поставленная задача не соответствовала реальному положению дел. Это понимали и командование дивизии, и офицерский состав, и рядовые стрелки и танкисты. «Численный состав дивизии вместе с принятым пополнением достиг 2169 человек. Ни танков, ни бронемашин, ни артиллерии в дивизии не было, хотя и называлась она по-прежнему танковой». Поддерживали дивизию только одна батарея 122-мм гаубиц и отдельный минометный дивизион.

«21, 22 и 23 августа подразделения 125-го танкового полка предпринимали героические попытки овладеть плацдармом на западном берегу Малого Волховца и захватить Кириллов монастырь. Это старинное сооружение, расположенное на островке между реками Малый Волховец и Левошня, немцы использовали как артиллерийский наблюдательный пункт, а огневые средства, расположенные в монастыре, держали под обстрелом реку и берег, занятый советскими войсками».

Получив приказ в ночь на 23 августа форсировать реки Малый Волховец и Левошню, Черняховский мог надеяться только на отвагу и героизм лучших из лучших своих воинов. Целый день накануне Иван Данилович провел в войсках, общаясь с рядовыми и командирами. В батальонах состоялись партийные собрания. Политруки – такие, как Александр Панкратов, – должны были воодушевить людей на подвиг. В том числе и личным примером. Что говорили они советским бойцам? Скорее всего, повторяли слова комдива Черняховского: «Надо выдержать! Надеяться не на кого, только на самих себя!» Вновь и вновь напоминали: «Берегите Родину, она у нас одна». Никакой другой защиты, кроме собственного мужества, у наших солдат и офицеров всё равно не оставалось. Политруки и командиры честно и прямо говорили об этом тем, кто завтра должен будет пойти на верную смерть. Словосочетание «верная смерть» здесь имеет буквальное значение: и рядовые воины, и их командиры осознавали, что при явном численном преимуществе противника, без достаточной поддержки артиллерии, без танков большинство из них непременно погибнет.

Ночной бой сложился для дивизии неудачно. К полудню 23 августа на западный берег реки Малый Волховец целиком переправился 56-й полк, а к 15 часам – две роты 125-го полка. «Продвигаясь к реке Левошня, наступающие подразделения попали под организованный огонь из расположенного на острове между Малым Волховцом и Левошней Кирилловского монастыря и залегли. Подавить артиллерийский огонь со стороны Новгорода и особенно его фланкирующие пулеметы из каменных построек Кириллова монастыря было некому. Пехота самоотверженно бросалась в атаку и снова залегала».


23 августа Александр Панкратов воевал так же отважно, как и всегда. «Пытаясь прорваться к Ленинграду, противник 23 августа переправился через реку Малый Волховец и вклинился в оборону дивизии у села Спас-Нередицы. Нужно было выбить его. Атаку роты возглавил политрук. С возгласом: «Вперед! За Родину!» – первым бросился на врага. За ним, как один, поднялась вся рота. Многие гитлеровцы были уничтожены, а уцелевшие бежали за реку».

Бой продолжился днем 24 августа и в ночь на 25 августа. Перекрестный огонь из пулеметов требовалось устранить любой ценой, иначе пехота не могла идти на штурм. Но как выбить из прочных монастырских строений немецких захватчиков? Это задание было поручено роте командира Платонова, где служил и Панкратов. Вспоминает заместитель политрука штабной роты отдельного батальона связи А. Гончаров: «В составе группы, уходящей на задание, находились и бойцы из нашей роты. Я с ними беседовал. Говорил и с Александром Панкратовым. Познакомился с ним под Шяуляем. Человеком большой отваги был. По многим боям запомнился. Мужественно сражался, зажигал воинов своим горячим стремлением не пропустить врага к городу Ленина. Конечно, на прощание пожали друг другу руки, обнялись...».

Наши воины незаметно переправились на лодках через речную протоку на остров Нелезень, начали подползать к каменной твердыне через осоку и кустарник, но тут их заметили фашисты. По роте открыли шквальный огонь.

То, что произойдет дальше, поразит всех, кто наблюдал за ходом атаки. Подвиг Панкратова позднее будет описан во множестве источников: от проникновенных и восторженных баллад до беспристрастных приказов и наградных листов. Одним из непосредственных свидетелей невероятного мужества Александра Панкратова был и Ахилл Львович Банквицер, военный деятель, подполковник. До войны он был химиком-технологом и как ученый имел бронь от призыва. Но с началом Великой Отечественной войны Ахилл Львович добровольно отправился на фронт и был назначен военным комиссаром 28-й танковой дивизии. Событие, случившееся 24 августа 1941 года, он детально описал в своей книге «Люди нашей дивизии». И пожалуй, это самое яркое из всех существующих описаний подвига Александра Панкратова:

«Пренебрегая опасностью, люди пошли в атаку. Немцы встретили их пулеметно-автоматным огнем. Сразу же выбыл из строя тяжело раненный командир роты. Принявший командование Панкратов вырвался вперед и каким-то чудом невредимым достиг бетонированного колпака пулеметного гнезда противника. Юношу отделяло от пулемета, прижавшего его роту к земле, не более полутора десятков шагов. Вражеский пулеметчик не мог видеть выпавшего из сектора наблюдения замполитрука; почти рядом с Панкратовым вздрагивал сеющий смерть ствол «универсала». Сорвав висевшую на поясе гранату, Александр быстрым движением руки вырвал чеку. Бросок – и падение наземь! Когда над головой просвистели осколки, Панкратов вскочил на ноги. Увы! Колпак был цел. Не пробила бетон и вторая граната. Пули продолжали косить залегших в траве бойцов... И тогда молодой коммунист принял решение... Вытерев фуражкой пот с лица, он осторожно, бочком стал продвигаться к колпаку и вдруг резким рывком навалился грудью на изрыгающий пламя ствол. Путь роте был очищен...».

По воспоминаниям некоторых однополчан, например, Ивана Андреевича Гарбузова, Александр успел крикнуть: «Все вперед!» По другим данным, последним его возгласом было: «Рота вперед! За Родину!» Некоторые очевидцы, подобно Ахиллу Льв.

Комментарии (0)

Показать комментарий
Скрыть комментарий
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Версия: Mobile | Lite | Доступно в Google Play