30 апр в 11:03 
Kolyuchka 
: 
Kolyuchka : Тайна графского дома
Третью ночь я просыпаюсь от шагов наверху. Кто-то ходит по комнате этажом выше. Но я здесь один, в этом большом старинном особняке. А вокруг только лес и горы и ходить ночью в доме, кроме меня самого, некому. Однако же, только что раздававшийся скрип деревянных половиц настоящий. И есть еще кое-что. Проснувшись и открыв глаза в темноте, я зажмурился от боли. В глаза попала, сыпавшаяся с потолка в моей комнате, труха. Никакой отделки в старом особняке не сохранилось, все было давно растащено. И потолок в моей комнате, представлял собой лишь толстые доски пола второго этажа, набитые сверху на деревянные балки перекрытия. Старые и трухлявые доски. И кто-то тяжелый только что наступал на них сверху.
За прошедшие два дня я обследовал весь особняк, от подвала до чердака. Но никого не нашел. И никаких следов пребывания здесь других людей тоже. На чердаке лежал такой толстый слой пыли, что сразу было видно, сюда никто не заходил лет тридцать. На двух жилых этажах старого дома и в более поздней пристройке тоже не нашлось ничего подозрительного. Но каждую ночь, все повторяется. Кто-то тайно находится здесь, в этом старом доме, вместе со мной и ходит по ночам этажом выше.
Скрипы раздались снова, перемещаясь из одного угла потолка в другой. Я сел на кровати в холодном ужасе. Кто там может быть, и что ему здесь нужно? Я побоялся крикнуть и спросить кто там. Неизвестно, чем это может обернуться. А скорее всего ничем хорошим, раз он от меня старательно прячется. А может этот кто-то не знать, что я здесь? Нет, исключено. Я приезжаю и уезжаю, работаю во дворе, хожу по помещениям, теперь вот еще и ночую. Машина у крыльца стоит. Почему же тогда и, самое главное, где он прячется от меня?
Странный и чудаковатый, опальный граф Телецкий, сосланный сюда царем в девятнадцатом веке, построил здесь, в горах, большой дом в духе своего времени и создал вокруг питомник елей и кедров, занимаясь их изучением и селекцией. Высокие, до четырех метров потолки, удлиненные арочные окна и двери, большие залы и просторные коридоры. Здесь совсем негде спрятаться, тем более, что мебели тоже практически никакой нет. Несколько раз я обходил особняк. Заглядывая в каждый угол, и могу точно сказать, что он пуст. Что же это тогда? Призрак графа? Но призраки ведь не могут быть настолько материальны, что под ними гнутся толстые старые доски пола, посыпая меня древесной трухой?
Сидя на кровати в холодном поту, я размышлял, что мне делать. Попробовать поймать таинственного обитателя старинного особняка, или все бросить и бежать отсюда? Второе, сейчас посреди ночи, наедине с этими шагами, выглядело гораздо привлекательнее. Нет уж, по крайней мере, в одиночку и без оружия, я никого ловить не стану. Нужно продержаться до утра и ехать в поселок Эльбрус, к директору. Пусть он с этим всем разбирается.
Шагов больше слышно не было, в здании царила тишина. Я продолжал сидеть на кровати и, тихонько подняв левую руку, правой нажал кнопку подсветки на часах. Была половина третьего ночи. Еще десять минут прошли в тяжелом, тревожном ожидании и, наконец, я решил, что таинственный обитатель второго этажа ушел. Сидеть, не шевелясь, в не очень то удобной позе на кровати, было тяжело и я стал тихонько вставать. О том, чтобы лечь спать дальше не могло быть и речи. Если две предыдущие ночи я просыпался от звуков и, с натяжкой, но мог списать их на воображение или звуки старого дома, то сыпавшаяся сегодня труха и скрипы наискосок комнаты не оставляли сомнений в природе звуков. Что, если тот, кто бродит ночью по дому, решит войти сюда в мою комнату? Моя дверь не была замкнута и замыкать, собственно было нечем. Дверные замки и ручки тоже были растащены. Дверь просто свободно ходила на петлях, а вместо ручки и замка зияла дыра. Я просто просовывал в нее палец, сгибал крючком и тянул на себя, когда нужно было закрыть. Такие же дыры зияли на дверях во всем первом этаже, а на втором ручек сохранилась меньшая часть.
Вдруг в голову мне пришла свежая мысль. А не уехать ли мне отсюда прямо сейчас? Зачем дожидаться утра? Я ведь могу быстро выйти на улицу и сесть в машину. И, больше не раздумывая, я тихо подошел к тумбочке. Взял портмоне, в котором хранились ключи и документы и сунул его в карман. Здесь я сплю одетым, так как все равно нет никакого постельного белья, только ботинки снимаю на ночь и ставлю у кровати. Подняв их осторожно левой рукой, я, как был в носках, тихонько толкнул дверь и стал красться по коридору к выходу.
Лестница на второй этаж располагалась в большом вестибюле сразу за входными дверями. Широкая основательная, как и весь особняк, с обеих сторон огороженная толстыми перилами с резными деревянными балясинами. Прокрадываясь мимо нее, я изо всех сил прислушивался, не раздадутся ли приближающиеся шаги наверху. Нет, все было тихо. Свет лунной ночи проникал в вестибюль через высокие витражные окна и мне, успевшему привыкнуть к темноте комнаты и коридора, здесь показалось очень светло. Наверху же была полная темень, верх парадной лестницы поднимался в густую черноту. Было страшно поворачиваться к ней спиной, казалось, оттуда на меня кто-то смотрит, и я шел к выходу полубоком. Когда я преодолел вестибюль и взялся за массивные литые ручки входных дверей, сразу стало как-то спокойнее. Я даже задержался на минуту, держась за ручку и не нажимая ее. Может быть, мне все это кажется? Вот и сейчас в особняке стоит полнейшая тишина. Самый громкий звук в этом доме, это биение моего сердца.
Ну зачем кому-то прятаться здесь и выходить бродить по ночам по пустым комнатам второго этажа. Если бы кто-то прятался, то ему нужно было бы чем-то питаться и где-то сидеть. А я несколько раз осмотрел досконально все уголки, благо помещения большие и мебель почти всю давно украли. Нет здесь укромных уголков. В окружающих горах вон спрятаться в десять раз легче, зачем для этого лезть в заброшенный дом? В котором, к тому же, целыми днями хожу я. Может у меня просто нервное расстройство? Переутомление? Вот что я сейчас буду делать? Поеду в Эльбрус к директору, скажу, что тут кто-то есть и ходит по ночам? Ну, пришлет комиссию какую-нибудь, все осмотрят, подтвердят то, что я и так знаю, что никого здесь нет. Он решит, что у меня с нервами совсем плохо и передумает о моем назначении.
Моя рука соскользнула с ручки. Да, не дури, — подбодрил я себя, — дом пустой, никого здесь нет. Он старый, трухлявый и может издавать звуки сам по себе. Доски пола могли просто остыть ночью и, сжимаясь, трещать и сыпать трухой из щелей, где трутся друг о друга.
Одна часть меня, точно знала, что я слышал звуки шагов по половицам, а другая прислушивалась к доводам о возможных объяснениях с точки зрения физики. И я продолжал колебаться. Если бы я слышал их менее четко или хотя бы первый раз, а не третью ночь подряд, я бы конечно не колебался. А если все же это правда? В доме есть кто-то еще. Кто-то кто прячется от меня? И однажды, сегодня ночью или завтра, он войдет в мою комнату, когда я сплю, с большим ножом в руках... Я снова взялся за ручку двери и решительно ее нажал. Зачем я сам усыпляю свою же бдительность? Я ведь знаю, что происходит. Лучше я буду посмешищем, лучше пусть назначит другого заведующего, а я вообще сменю работу, чем окажется, что я был прав и все закончится печально. Тогда мне уже ничего не понадобится, не то, что должность. Сразу стало легче, как и бывает, когда принимаешь тяжелое решение. Я вышел за дверь и закрыл ее за собой. Машина стояла у крыльца, глядя на меня круглыми фарами. Быстро поставив ботинки и обувшись, я сделал несколько шагов по ступеням, одновременно роясь в портмоне рукой в поисках брелка, и резко остановился.
Ключ же не здесь! Вечером я выходил за папкой бланков заказа и доставал ключ из портмоне. Я так делаю, когда на машине не надо ехать, и документы не нужны. Чтобы не тащить все сразу и не рыться в поисках ключа по пути, вытаскиваю его и иду, открываю машину, достаю, что нужно и закрываю. А когда возвращаюсь, убираю ключ обратно. Но вчера не убрал, а поторопился и просто бросил его на тумбочку. Он там.
Мне снова стало страшно, поежившись, я посмотрел на окна дома, боясь увидеть в одном из них наблюдающее за мной лицо. Очень не хотелось возвращаться, ощущение было такое, как будто выйдя из этого дома, я сказал тому, кто там прячется, что все знаю о нем. Но выхода не было. Поднявшись обратно по ступеням, я взялся за ручку двери и отворил ее. В вестибюле было также тихо.
Лунный свет тихо освещал красивые перила лестницы и наборный паркетный пол. Говорят раньше, во времена, когда здесь еще жил сам опальный граф, с двух сторон от лестницы стояли красивые статуи, изображавшие молодых девиц в невесомых шелковых одеждах. Но бесследно пропали, как и все дорогое убранство еще в революцию.
Чернота над широкой лестницей и в проходах по краям казалась осязаемой. Как будто там кто-то стоит и поджидает, когда я подойду поближе. Стараясь идти как можно тише, я делал шаг за шагом в направлении прохода к своей комнате. Но как ни старайся, одетые на ноги ботинки стучали о доски пола и, казалось стук этот был слышен во всем особняке в этой гробовой тишине.
Дойдя до прохода я даже не увидел дверей в темноте, глаза успели привыкнуть к яркому лунному свету на улице и в вестибюле. «Какого черта?» - подумал я, и, вытащив из кармана телефон, включил фонарик. Тот, кто прячется в доме, давно знает, где я и что делаю. Со светом стало немного спокойнее. Уже не стараясь прятаться, я быстро прошел в свою комнату и, осветив, тумбочку справа от входа увидел ключ от машины. Взяв его и засовывая в карман, я развернулся, собираясь быстро идти обратно. Луч света развернулся вместе со мной и высветил в дверях, в метре от меня фигуру. Болезненной худобы и бледности девушка, одетая в светлую ночную рубашку до пола, стояла на пороге и смотрела прямо на меня. Темные волосы падали на плечи, длинные рукава с оборками почти закрывали кисти рук, висящих по бокам. Больше я ничего не рассмотрел и не запомнил.
Я попятился и замычал как немой. Споткнувшись и падая на пол, я почувствовал как паралич, сковавший горло и голосовые связки отпустил, и я смог заорать изо всех сил. С криком я упал и выронил телефон, а он упал хоть и рядом, под рукой, но вспышкой вниз и я оказался в кромешной темноте. Чувствуя, что схожу с ума от страха и, не переставая орать, я нащупывал телефон, буквально чувствуя как меня хватают за ноги и впиваются зубами. Телефон, наконец, попался в руку и я навел луч света на дверь. Там никого не было. Нет уж с меня хватит! Развернувшись, я высадил окно и, что было сил, побежал к машине.
***
Я мчал в ночи по убитой гравийке не жалея машины. В глазах до сих пор стоял образ худой и бледной девушки в белом, стоявшей в дверях и смотревшей на меня в упор. Я никогда и ничего так не боялся в жизни, как даже этого воспоминания. Не говоря уж о пережитом моменте.
Впереди сверкнула вспышка, и я увидел, что ниже по ущелью все затянуто слоем облаков, отсюда сверху, кажущихся морем. В неверном лунном свете были даже видны колышущиеся волны на поверхности, и время от времени «море» озарялось изнутри, вспышками молний. Там идет гроза. Быстро спускаясь, и не сбавляя скорости, я уже минут через десять оказался в тумане, въехав в эти облака. Туман все густел. Наконец пошел дождь, а затем ливень. Особняк Телецкого оставался все дальше. Я, сбросив скорость, держал руль покрепче, вглядываясь в пелену густого ливня и вспоминал ту давнюю историю.
Однажды, уже где-то на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, в Приэльбрусье приехал граф. Не один, а с семьей и немногочисленной челядью. Поговаривали, что он, за какую-то серьезную провинность, попал в опалу к царю, за что был изгнан из столицы на Кавказ, на вечную ссылку. Как бы там ни было, но золота граф привез с собой много. Так много, что в кратчайшие сроки выстроил высоко в горах большой дом, наняв самых лучших архитекторов и каменщиков из Нальчика и Пятигорска. Вокруг особняка развел питомник, высаживая в окружающих горах разные породы хвойных деревьев. Выписывал саженцы со всех частей света, даже канадскую голубую ель и сибирский кедр завез и развел в Приэльбрусье. Жил уединенно, ни с кем из своего круга отношений не поддерживал. Еще поговаривали, что была у него с собой охранная царская грамота, гласившая, что предъявитель ее, граф Телецкий, может рассчитывать на уединенный образ жизни там, где он пожелает в пределах Терской Губернии и всех южных владений русского императора. Может рассчитывать на всяческую, кроме финансовой, помощь самого генерал-губернатора сего края. И запрещающая упоминать о нем в донесениях императору, исключая только донесение в случае смерти графа.
Правда это или нет, но жил граф действительно уединенно. На приемы и светские рауты не выезжал, жил в окружении только преданной прислуги, привезенной, с сбой, из столицы. Жена графа, приехавшая с ним, также вела совершенно затворнический образ жизни. Настолько, что после поселения здесь, о ней больше не упоминается ни разу. Как-будто она вообще никогда не выходила из дома. Графа же часто можно было встретить в окрестностях дома, прогуливающимся по своему питомнику.
Но, несмотря на обстоятельный подход, прожило опальное семейство здесь не очень долго, уехав за границу еще за несколько лет до революции, избежав печальной участи многих не успевших выехать дворян. Однажды, кто-то приехавший к графу, обнаружил дом пустым и запертым. Местный лесничий, живший неподалеку, к которому обратились за сведениями, сказал, что граф велел кланяться всем, кто будет спрашивать и отвечать, что Телецкие уехали навсегда в Европу. Оставил на хранение ключи от дома, но предупредил, что никогда за ними не вернется. Как и когда выехали обитатели дома, лесничий не знал и сам не видел. Ключи и графское поручение ему принес слуга графа, одетый в дорожный плащ. Помнил лесничий, что погода тогда стояла холодная, дождливая. Унылая пора поздней осени в горах. Выполнив поручение и передав все лесничему, слуга развернулся и ушел по дороге вниз. Вот и вся короткая история жизни на Кавказе опального графа и появления высоко в горах того самого особняка девятнадцатого века, из которого я сейчас бегу.
После революции этот дом, как и все прочее имущество дворян, отошел советской власти и служил разным целям, в том числе даже вмещал одно время сельсовет эльбрусского района. В тридцатых же годах здание было решено использовать как турбазу для детей. К дому пристроили невероятно уродливую кирпичную пристройку, тоже в два этажа. Где разместили туалеты и душевые.
Так и служил особняк туристической базой, принимая детские смены пионерлагеря до самых девяностых годов. Не пережив тяжелых лет, как и подавляющее количество туристических объектов на Кавказе, база закрылась. И много лет простояла в запустении.
И вот теперь, в связи с растущим туристическим потоком, директор убедил совет инвесторов нашего пансионата «Тегенекли» выделить средства на расширение и увеличение спектра услуг. В числе прочего, выиграли конкурс на долгосрочную аренду этой заброшенной базы. Здесь будет элитный корпус пансионата. В дореволюционном здании, с красивой историей, расположатся вип апартаменты для самых дорогих гостей. Среди чистого воздуха и экологии высокогорья. В хвойном питомнике, выращенном еще руками опального графа, будут проложены прекрасные экологические тропы. Виды на ледники из высоких арочных окон графских покоев будут дополнять завтраки…
Поймав себя на том, что уже цитирую сам себе рекламные слоганы, написанные для будущего вип корпуса, и уже почти все это вижу, я потряс головой, вглядываясь в пелену ливня через заливаемое водой лобовое стекло. После нескольких бесед с директором и собеседования с инвесторами, я был утвержден на позиции заведующего этим корпусом. Из-за удаленности и узкой специфики, отличающейся от общей специфики пансионата, было решено, что нужен свой руководитель, который будет вторым заместителем директора пансионата. Это очень завидная должность и конечно, я всеми силами старался ее получить. И теперь, когда получил, боюсь потерять. Вот откуда моя нервозность и сомнения.
Я был освобожден от своих обязанностей в «Тегенекли» и отправлен в особняк, писать полный перечень необходимых работ и составлять примерную смету. Директор торопил, приступить к работам нужно еще осенью, чтобы все успеть. Инвесторы требуют запустится в конце весны к высокому сезону. А работ там мне на неделю, не меньше. И я решил не тратить времени и бензина зря и переехал туда совсем, на несколько дней. И в первую же ночь меня разбудили шаги наверху…
Я переключил «дворники» автомобиля с самой быстрой скорости на среднюю, отметив про себя, что ливень стихает. Чем дальше я ехал, тем меньше мне хотелось докладывать директору о настоящем положении дел в особняке. Это не просто хорошее назначение, это, без преувеличений, исполнение того, о чем я всегда мечтал. Сейчас, вдали от страшного дома, мне все больше казалось, что надо мной кто-то очень жестоко подшутил. Между мной и моей мечтой, еще неделю назад сбывшейся, сейчас встали какие-то шаги по ночам в пустой комнате. И девка в страшной ночной рубашке до пола. Что, если это все просто розыгрыш? Или желание выгнать меня оттуда не дав выполнить работу? Может быть там обосновались какие-то бомжи или секта придурков-сатанистов? И они хотят отпугнуть оттуда посторонних, вроде меня?
Увидев, в свете фар, белую табличку, с надписью «Эльбрус», название маленького горного поселка, на окраине которого находится наш пансионат, я свернул на обочину и заглушил мотор. Дождь почти совсем закончился и начало светать.
Хорош же я буду, поддавшись на эти уловки и бросив объект. И еще доложив директору, что в новом корпусе живет привидение. И потому я срываю сроки, которых требуют от него инвесторы и затягиваю работы по ремонту.
Нет уж! Никто не выгонит меня из моего собственного кабинета с видом на горные вершины. В моем элитном корпусе пансионата! Изрядно разозлившись на шутников, сектантов, бомжей, призраков и вампиров, я смотрел, как стремительно светлеет небо. Знак поселка, еще недавно темно-серый в окружающих сумерках, уже был белым. Небо, уже совсем ясное, без следа тех мрачных ночных облаков, окрасилось яркой красной полосой на востоке. Достав телефон, я набрал номер и стал слушать гудки.
Через несколько минут вершины окружающих гор окрасились в нежно-розовый цвет. А я уезжал обратно, развернувшись у белого знака.
***
Особняк, и днем выглядевший довольно мрачно, смотрел на меня, как показалось, насмешливо и презрительно, своими пустыми окнами, когда я возвращался. «Ничего, это мы еще посмотрим», — думал я, вылезая из машины и доставая бланки, карандаш и лазерную рулетку из багажника. До вечера я просто продолжу свою работу. Сегодня я собирался закончить с северной частью прилегающей территории. Набросать план дорожек, с учетом рельефа. Разместить теннисный корт среди елей, чтобы он был удобно затенен в любое время дня, продумать к нему удобный подход. Рассчитать все это в материалах и деньгах в нескольких вариантах. И рекреационную зону у задней стены.
Быстро увлекшись работой, я толком и не заметил, как стало приближаться вечернее время, прервавшись только в полдень на короткий перекус. От работы меня отвлек приближающийся звук мотора. Отложив рабочие инструменты, я пошел встречать к центральному входу. Это Тима. Мой старый друг и напарник по многим горным приключениям. Ему я звонил утром от поселка, попросив помощи. И он, как всегда, откликнулся, пообещав приехать вечером. Помощь понадобится, одному мне даже возвращаться в этот дом в темноте страшно.
Автомобиль как раз припарковался на стоянке у особняка, когда я обогнул здание и вышел навстречу. Тима, еще более худой и обгоревший, чем обычно, вышел из машины и смотрел на особняк, почесывая подбородок.
- Где этот твой призрак? Сегодня не видел? – Спросил он меня, вместо приветствия, увидя, что я подхожу сбоку.
- Я сегодня туда даже не заходил, здесь работы хватает.
- Ну ничего, поймаем и допросим, кто такой.
- Скорее кто такая.
- А, без разницы. Все равно поймаем.
- Как сам? Почти год не виделись.
- Все по-старому, работа, дом, иногда выбираюсь в горы. Но недалеко и ненадолго. А ты, смотрю, уже почти директор?
- Да, дела идут хорошо. Только нужно разобраться с тем, что здесь происходит. Иначе дела у меня пойдут плохо…
Я подробно рассказал обо всем Тиме, пока он готовил нам ужин на костре. Привезенные полуфабрикаты шипели жиром и источали соблазнительный аромат, жарясь на решетке. Тима орудовал тоненьким прутиком, переворачивая их и не давая пригореть, и внимательно слушал мой рассказ. Ужинали мы уже на закате, когда удлинившиеся тени гор растворились в сумерках. Еще, до наступления полной темноты, мы успели обойти весь особняк и обследовать каждый угол. Я делал это уже не раз, но Тиме лучше самому все увидеть и во всем убедиться. Потом притащили вторую из трех более или менее уцелевших кроватей в мою комнату и, когда наступила ночь, легли спать.
А ночью я проснулся от шагов наверху. Кто-то ходил наверху, прямо над нами. Сев рывком на кровати я посмотрел на Тиму. Он тоже сидел на кровати и смотрел в потолок. Кажется, он и вовсе не спал сегодня…
***
Скрипы половиц раздавались прямо над головой. Осторожные, тихие. Кто-то ходил там, в комнате наверху, стараясь не шуметь. Ночь снова выдалась ясной и лунный свет, проникающий в окна, хорошо освещал нашу комнату. Тима тоже сидел на кровати, глядя в потолок. Он не выглядел только что проснувшимся, думаю, он и не ложился сегодня. Шаги проследовали наискосок по потолку и замерли. Я сидел, продолжая прислушиваться, но теперь в доме стояла полнейшая тишина.
Снова посмотрел на Тиму, он не шевелился, продолжал сидеть неподвижный как статуя, с поднятой вверх головой. Я не знал, что мы будем делать, когда подкараулим ночного обитателя особняка, поэтому тоже продолжал сидеть и прислушиваться, хотя слышал только отзвуки собственного пульса в ушах. Сегодня я был почти спокоен и не испытывал страха. Во-первых, я уже был готов услышать эти шаги и знал, что услышу, во-вторых, теперь я здесь не один. Тихо подняв руку, нажал на часах кнопку подсветки – была половина четвертого. И в этот момент раздался странный звук, как будто по полу протащили кирпич. Звук донесся сверху, но прозвучал очень глухо и нечетко, так, что понять, откуда именно он донесся, было нельзя.
Тима спрыгнул на пол как был в носках и, махнув мне рукой, следовать за ним, быстро вышел из комнаты в коридор и направился к парадной лестнице. Я не отставал. В вестибюле было также светло, как вчера и широкая лестница уходила в черноту второго этажа. Быстро взбежав по ней, мы остановились и прислушались. Тишина. Пройдя коридором в левое крыло, где находилась та самая злополучная комната, мы снова прислушались. Здесь, в этом крыле, комнат было четыре. Две двери слева и две справа. Но комнаты во всем особняке были разные и расположены не строго друг над другом. Поэтому точно сказать из какой именно из двух, расположенных слева, доносились звуки, было сложно. Ближняя была больше и имела выход на большой балкон, тянущийся вдоль всего фасада над первым этажом. Вторая поменьше, с закругленным углом и эркером, с высокими витражами в западной, торцевой стене дома. Мы продолжали прислушиваться, надеясь услышать еще хоть одну подсказку, но в доме все также стояла гробовая тишина. Тима показал на себя и на ближнюю дверь, потом на меня и на дальнюю. Я кивнул и двинулся вперед, стараясь шагать бесшумно. Вот теперь снова стало страшно. Таинственный обитатель точно был где-то здесь, наверняка услышал нас и затаился в каком-нибудь темном углу. Деться ему отсюда некуда, а раз продолжает прятаться, значит ничего хорошего от него ждать не приходится. На обеих дверях, так же как и в той комнате, где я ночую, ни замков, ни дверных ручек не сохранилось. Двери же стояли дешевые, уродливые, из фанеры на деревянном каркасе. Наследие годов восьмидесятых, когда их последний раз меняли. От времени их здорово повело и выгнуло, так что теперь они вовсе не могли закрываться плотно и болтались на петлях, оставляя большие щели и открытые углы. Просунув палец в отверстие от замка, я посмотрел на Тиму. Он сделал то же самое и кивнул мне. Одновременно мы распахнули обе и вошли, каждый в свою комнату.
В высокие окна светила луна, освещая каждый угол, кроме эркера. У левой стены стоял шкаф, такой же рассохшийся и покосившийся как дверь. У дальней стены, под окнами, случайно уцелевшая, единственная железная кровать с сеткой-матрасом. Я быстро прошел на середину комнаты и осмотрелся во все стороны. В комнате никого не было. Спрятаться можно было в эркере или шкафу, не теряя времени, помня о том, что моя помощь может понадобиться Тиме в любую секунду, я заглянул в эркер, ощупав рукой стены и подошел к шкафу. Взявшись за дверцу, я даже не успел потянуть ее на себя, как она оторвалась от сгнивших петель и стала падать, вывернувшись от неожиданности из моей руки. Я отпрыгнул, чтобы не получить углом по ноге в одном носке и она рухнула с грохотом прямо передо мной. Шкаф, оставшийся без дверцы, тоже повело в сторону и он с таким же грохотом сложился набок. Понятно. В нем тоже никого нет. Стуча по полу пятками, и мелькая светом, в комнату забежал Тима. И остановился, наставив фонарик прямо на меня. Я отвернулся, закрыв глаза рукой.
- Так ты живой тут? – Спросил он. – Я думал уже все.
- Если у тебя тоже никого, давай на ту сторону срочно, там еще две комнаты!
- Нет там никого. И во всем остальном доме мы тоже никого не найдем, можно не искать.
- Думаешь ушел?
- Ушел, но не через выход. И не ушел, а ушла. Та, которую ты видел. Она здесь одна. Пойдем, я тебе покажу. – И он развернулся и вышел в коридор.
Мы с ним зашли в ту комнату, которую проверял он. Подойдя к остекленной двери, ведущей на длинный балкон, он посветил фонариком на пол у порога. Там нечетко, но вполне различимо, отпечатался след босой ноги, испачканной в чём то белом. Небольшой ноги. Да, явно не мужской. Обладательница этой ноги, заходила в комнату с балкона, след был повернут внутрь. Тима открыл дверь и мы, осторожно, не наступая на улику, вышли на балкон. Внутри помещения, комнаты были отделаны красивой плиткой ракушечника, который не требовал никакого ухода. Потому сохранился, безо всяких сомнений, еще с графских времен. Балкон же внутри был побелен в более позднее время. И побелен, видно по всему, много раз. Один слой поверх другого. От стены, справа от двери отвалился кусок этой побелки и раскрошился на полу.
- Вот где испачкала ноги наша… привидение. – Садясь на корточки, сказал Тима.
- Кто она такая и что здесь делает? Что может делать одна в глухих горах, в старинной заброшке, девушка?
- Пойдем думать. Здесь делать нечего, мы слышали, как она ушла. И сегодня она не вернется.
Мы спустились обратно в нашу комнату. Уже занималась заря, и чернота ночи сменилась рассеянным серым светом. Сев на кровать, я вдруг понял, как сильно замерз. До сих пор я не чувствовал холода только потому, что мне было некогда его чувствовать. Сейчас же, когда волнения остались позади, я понял, что проходил все это время в носках по холодным полам. Потрогал ступню, которая показалась мне ледяной. Еще не хватало здесь заболеть. Усевшись поудобнее, и подобрав под себя ноги, я закутался в одеяло.
- Вот что я думаю. – Начал Тима. - Тут у тебя, в этом особняке, кто-то есть. Та самая девушка, которую ты увидел ночью. Скорее всего, она здесь одна, иначе, будь еще кто-то, ты бы об этом знал. Она днем где-то отсиживается. Наверное и отсыпается. А по ночам выходит из укрытия. Страшно об этом говорить, но, похоже, ее укрытие как раз здесь, в этом доме. А уходит она куда-то за его пределы.
Мы с тобой слышали шаги наверху уже под утро. А вернее не шаги, а скрип старых половиц, потому, что ходит она бесшумно. И обрати внимание – босиком. Потом был звук, как будто камни трутся о камни и все, наступила тишина. Как будто она вернулась домой и забралась в убежище до следующей ночи. Чем она занимается ночью в лесу, я пока даже не предполагаю. Чем она здесь питается тоже.
Тима замолчал, задумчиво глядя за окно. Уже совсем посветлело, и его лицо было хорошо видно. Он осунулся и побледнел еще больше обычного за эту ночь. Мне стало страшно, от его рассуждений. Бомжи, или сектанты, которых я себе представлял, были куда менее страшными, чем одинокая хрупкая девушка, живущая в заброшенном особняке в горах и гуляющая по ночам босиком в лесу. Намного менее страшными…
- Здесь негде прятаться в этом доме. Тем более на втором этаже. Ты сам видел, там везде пустые стены. Мне кажется, мы зря не обыскали все комнаты, если она и прячется где-то там, то только в каком-нибудь старом шкафу, в другой комнате или в другом крыле. А скорее ее нет в доме, потому, что она забралась сюда ночью и под утро ушла, как раз это мы и слышали. И пошли искать слишком поздно.
- Ты не обратил внимания, но дверь на балкон в той комнате открывается и закрывается только изнутри. А дамочка наша вполне материальна, раз оставляет следы. Да и ты сам ее видел на расстоянии метра прямо перед собой.
- А при чем тут дверь на балкон?
- Я думаю, именно оттуда она и выходит из дома и также возвращается.
- А почему бы ей не ходить через двери?
- Через балкон ей ближе, чем обходить через весь дом.
- Я, хоть убей, не понимаю, твоей логики. К балкону не приставлена лестница, как же она с него спускается? И насколько это легче и удобнее, чем пройти через двери?
- Вот именно, что не приставлена. Это меня и пугает. Я, конечно, могу ошибаться, но вот такие выводы у меня напрашиваются. И интуиция, если хочешь, говорит о том же самом. И, чтобы проверить все это и понять, что здесь творится, мне надо пойти сегодня, побродить по лесу, пока ты будешь работать.
Завтракать мы вышли на улицу. Пока я возился с приготовлениями, совсем рассвело, и край солнца показался над хребтом на северо-востоке. На улице стало стремительно теплеть, как это и бывает в горах, а сидеть в страшном доме было неуютно. Сели на травяной полянке у главного входа. Утро, как всегда, разогнало ночные страхи и я, переключившись на работу и позитивный лад, после завтрака увлеченно занялся работой. Входной группой и прилегающей парадной территорией. А Тима отправился еще раз, при свете дня осмотреть дом.
Отвлекаясь, время от времени, от расчетов, я видел его на балконе, где он ходил туда-сюда, низко опустив голову. Потом на улице, осматривающим западную стену. А потом он крикнув мне, что скоро вернется, ушел в глубину питомника.
За работой у меня время всегда летит незаметно и время уже точно перевалило за середину дня, когда я услышал приближающиеся шаги. Вернулся Тима. Лицо у него было озабоченное и мрачное.
- Что ты там нашел?
-Нашел я там то, что кто-то жрет белок, зайцев и сусликов. Это не шутки, тут творится какая-то чертовщина. В доме больше не ночуем, сегодня спим в моей машине. А пока расскажи подробно, как выглядела эта девка. Только вспомни максимально подробно.
- Ну, худая совсем, в ночной рубашке белой до пола. Волосы темные, прямые, лежали на плечах. Даже не знаю, что еще рассказать.
- Ноги босые?
- Не видно было, до самого пола рубашка эта. И рук почти не видно, рукава очень длинные. С такими пышными оборками.
- Старинными, как будто?
- Да я не разбираюсь, но мне кажется, что сейчас такое не носят.
- Ладно, работай, я пока буду готовиться к ночи. Машины поставим вон там, твою ближе, мою чуть дальше. Сидеть будем в моей, она синее тонирована сзади. Пойду пока вещи из дома соберу и на ужин чего-нибудь приготовлю.
Когда стемнело, мы сидели в машине Тимы на заднем сидении. Она была загорожена моей так, что ее со стороны дома практически не было видно, тем более в темноте. А нам, в боковое тонированное окно было видно ту часть дома, где балкон. Машину мы замкнули, а ключ Тима оставил торчать в замке зажигания. Если что-то пойдет не так, он пересядет за руль, заведет мотор и увезет нас отсюда.
Чтобы скоротать время, я стал рассказывать Тиме историю графского особняка. Она его взволновала и он постоянно переспрашивал, просил повторить, задавал вопросы. Я рассказывал и рассказывал, порядком от этого устав, как вдруг заметил даже в темноте. Как мертвенно побледнел Тима. Челюсть у него вытянулась и глаза выкатились, не мигая смотря на дом. Я быстро повернулся. На балконе стояла фигура в белом. Вот она двинулась в сторону, дошла до края и не задерживаясь перелезла через перила и стала по паучьи спускаться на землю прямо по стене дома…
Продолжение
Тайна графского дома (окончание)...
С инета...
За прошедшие два дня я обследовал весь особняк, от подвала до чердака. Но никого не нашел. И никаких следов пребывания здесь других людей тоже. На чердаке лежал такой толстый слой пыли, что сразу было видно, сюда никто не заходил лет тридцать. На двух жилых этажах старого дома и в более поздней пристройке тоже не нашлось ничего подозрительного. Но каждую ночь, все повторяется. Кто-то тайно находится здесь, в этом старом доме, вместе со мной и ходит по ночам этажом выше.
Скрипы раздались снова, перемещаясь из одного угла потолка в другой. Я сел на кровати в холодном ужасе. Кто там может быть, и что ему здесь нужно? Я побоялся крикнуть и спросить кто там. Неизвестно, чем это может обернуться. А скорее всего ничем хорошим, раз он от меня старательно прячется. А может этот кто-то не знать, что я здесь? Нет, исключено. Я приезжаю и уезжаю, работаю во дворе, хожу по помещениям, теперь вот еще и ночую. Машина у крыльца стоит. Почему же тогда и, самое главное, где он прячется от меня?
Странный и чудаковатый, опальный граф Телецкий, сосланный сюда царем в девятнадцатом веке, построил здесь, в горах, большой дом в духе своего времени и создал вокруг питомник елей и кедров, занимаясь их изучением и селекцией. Высокие, до четырех метров потолки, удлиненные арочные окна и двери, большие залы и просторные коридоры. Здесь совсем негде спрятаться, тем более, что мебели тоже практически никакой нет. Несколько раз я обходил особняк. Заглядывая в каждый угол, и могу точно сказать, что он пуст. Что же это тогда? Призрак графа? Но призраки ведь не могут быть настолько материальны, что под ними гнутся толстые старые доски пола, посыпая меня древесной трухой?
Сидя на кровати в холодном поту, я размышлял, что мне делать. Попробовать поймать таинственного обитателя старинного особняка, или все бросить и бежать отсюда? Второе, сейчас посреди ночи, наедине с этими шагами, выглядело гораздо привлекательнее. Нет уж, по крайней мере, в одиночку и без оружия, я никого ловить не стану. Нужно продержаться до утра и ехать в поселок Эльбрус, к директору. Пусть он с этим всем разбирается.
Шагов больше слышно не было, в здании царила тишина. Я продолжал сидеть на кровати и, тихонько подняв левую руку, правой нажал кнопку подсветки на часах. Была половина третьего ночи. Еще десять минут прошли в тяжелом, тревожном ожидании и, наконец, я решил, что таинственный обитатель второго этажа ушел. Сидеть, не шевелясь, в не очень то удобной позе на кровати, было тяжело и я стал тихонько вставать. О том, чтобы лечь спать дальше не могло быть и речи. Если две предыдущие ночи я просыпался от звуков и, с натяжкой, но мог списать их на воображение или звуки старого дома, то сыпавшаяся сегодня труха и скрипы наискосок комнаты не оставляли сомнений в природе звуков. Что, если тот, кто бродит ночью по дому, решит войти сюда в мою комнату? Моя дверь не была замкнута и замыкать, собственно было нечем. Дверные замки и ручки тоже были растащены. Дверь просто свободно ходила на петлях, а вместо ручки и замка зияла дыра. Я просто просовывал в нее палец, сгибал крючком и тянул на себя, когда нужно было закрыть. Такие же дыры зияли на дверях во всем первом этаже, а на втором ручек сохранилась меньшая часть.
Вдруг в голову мне пришла свежая мысль. А не уехать ли мне отсюда прямо сейчас? Зачем дожидаться утра? Я ведь могу быстро выйти на улицу и сесть в машину. И, больше не раздумывая, я тихо подошел к тумбочке. Взял портмоне, в котором хранились ключи и документы и сунул его в карман. Здесь я сплю одетым, так как все равно нет никакого постельного белья, только ботинки снимаю на ночь и ставлю у кровати. Подняв их осторожно левой рукой, я, как был в носках, тихонько толкнул дверь и стал красться по коридору к выходу.
Лестница на второй этаж располагалась в большом вестибюле сразу за входными дверями. Широкая основательная, как и весь особняк, с обеих сторон огороженная толстыми перилами с резными деревянными балясинами. Прокрадываясь мимо нее, я изо всех сил прислушивался, не раздадутся ли приближающиеся шаги наверху. Нет, все было тихо. Свет лунной ночи проникал в вестибюль через высокие витражные окна и мне, успевшему привыкнуть к темноте комнаты и коридора, здесь показалось очень светло. Наверху же была полная темень, верх парадной лестницы поднимался в густую черноту. Было страшно поворачиваться к ней спиной, казалось, оттуда на меня кто-то смотрит, и я шел к выходу полубоком. Когда я преодолел вестибюль и взялся за массивные литые ручки входных дверей, сразу стало как-то спокойнее. Я даже задержался на минуту, держась за ручку и не нажимая ее. Может быть, мне все это кажется? Вот и сейчас в особняке стоит полнейшая тишина. Самый громкий звук в этом доме, это биение моего сердца.
Ну зачем кому-то прятаться здесь и выходить бродить по ночам по пустым комнатам второго этажа. Если бы кто-то прятался, то ему нужно было бы чем-то питаться и где-то сидеть. А я несколько раз осмотрел досконально все уголки, благо помещения большие и мебель почти всю давно украли. Нет здесь укромных уголков. В окружающих горах вон спрятаться в десять раз легче, зачем для этого лезть в заброшенный дом? В котором, к тому же, целыми днями хожу я. Может у меня просто нервное расстройство? Переутомление? Вот что я сейчас буду делать? Поеду в Эльбрус к директору, скажу, что тут кто-то есть и ходит по ночам? Ну, пришлет комиссию какую-нибудь, все осмотрят, подтвердят то, что я и так знаю, что никого здесь нет. Он решит, что у меня с нервами совсем плохо и передумает о моем назначении.
Моя рука соскользнула с ручки. Да, не дури, — подбодрил я себя, — дом пустой, никого здесь нет. Он старый, трухлявый и может издавать звуки сам по себе. Доски пола могли просто остыть ночью и, сжимаясь, трещать и сыпать трухой из щелей, где трутся друг о друга.
Одна часть меня, точно знала, что я слышал звуки шагов по половицам, а другая прислушивалась к доводам о возможных объяснениях с точки зрения физики. И я продолжал колебаться. Если бы я слышал их менее четко или хотя бы первый раз, а не третью ночь подряд, я бы конечно не колебался. А если все же это правда? В доме есть кто-то еще. Кто-то кто прячется от меня? И однажды, сегодня ночью или завтра, он войдет в мою комнату, когда я сплю, с большим ножом в руках... Я снова взялся за ручку двери и решительно ее нажал. Зачем я сам усыпляю свою же бдительность? Я ведь знаю, что происходит. Лучше я буду посмешищем, лучше пусть назначит другого заведующего, а я вообще сменю работу, чем окажется, что я был прав и все закончится печально. Тогда мне уже ничего не понадобится, не то, что должность. Сразу стало легче, как и бывает, когда принимаешь тяжелое решение. Я вышел за дверь и закрыл ее за собой. Машина стояла у крыльца, глядя на меня круглыми фарами. Быстро поставив ботинки и обувшись, я сделал несколько шагов по ступеням, одновременно роясь в портмоне рукой в поисках брелка, и резко остановился.
Ключ же не здесь! Вечером я выходил за папкой бланков заказа и доставал ключ из портмоне. Я так делаю, когда на машине не надо ехать, и документы не нужны. Чтобы не тащить все сразу и не рыться в поисках ключа по пути, вытаскиваю его и иду, открываю машину, достаю, что нужно и закрываю. А когда возвращаюсь, убираю ключ обратно. Но вчера не убрал, а поторопился и просто бросил его на тумбочку. Он там.
Мне снова стало страшно, поежившись, я посмотрел на окна дома, боясь увидеть в одном из них наблюдающее за мной лицо. Очень не хотелось возвращаться, ощущение было такое, как будто выйдя из этого дома, я сказал тому, кто там прячется, что все знаю о нем. Но выхода не было. Поднявшись обратно по ступеням, я взялся за ручку двери и отворил ее. В вестибюле было также тихо.
Лунный свет тихо освещал красивые перила лестницы и наборный паркетный пол. Говорят раньше, во времена, когда здесь еще жил сам опальный граф, с двух сторон от лестницы стояли красивые статуи, изображавшие молодых девиц в невесомых шелковых одеждах. Но бесследно пропали, как и все дорогое убранство еще в революцию.
Чернота над широкой лестницей и в проходах по краям казалась осязаемой. Как будто там кто-то стоит и поджидает, когда я подойду поближе. Стараясь идти как можно тише, я делал шаг за шагом в направлении прохода к своей комнате. Но как ни старайся, одетые на ноги ботинки стучали о доски пола и, казалось стук этот был слышен во всем особняке в этой гробовой тишине.
Дойдя до прохода я даже не увидел дверей в темноте, глаза успели привыкнуть к яркому лунному свету на улице и в вестибюле. «Какого черта?» - подумал я, и, вытащив из кармана телефон, включил фонарик. Тот, кто прячется в доме, давно знает, где я и что делаю. Со светом стало немного спокойнее. Уже не стараясь прятаться, я быстро прошел в свою комнату и, осветив, тумбочку справа от входа увидел ключ от машины. Взяв его и засовывая в карман, я развернулся, собираясь быстро идти обратно. Луч света развернулся вместе со мной и высветил в дверях, в метре от меня фигуру. Болезненной худобы и бледности девушка, одетая в светлую ночную рубашку до пола, стояла на пороге и смотрела прямо на меня. Темные волосы падали на плечи, длинные рукава с оборками почти закрывали кисти рук, висящих по бокам. Больше я ничего не рассмотрел и не запомнил.
Я попятился и замычал как немой. Споткнувшись и падая на пол, я почувствовал как паралич, сковавший горло и голосовые связки отпустил, и я смог заорать изо всех сил. С криком я упал и выронил телефон, а он упал хоть и рядом, под рукой, но вспышкой вниз и я оказался в кромешной темноте. Чувствуя, что схожу с ума от страха и, не переставая орать, я нащупывал телефон, буквально чувствуя как меня хватают за ноги и впиваются зубами. Телефон, наконец, попался в руку и я навел луч света на дверь. Там никого не было. Нет уж с меня хватит! Развернувшись, я высадил окно и, что было сил, побежал к машине.
***
Я мчал в ночи по убитой гравийке не жалея машины. В глазах до сих пор стоял образ худой и бледной девушки в белом, стоявшей в дверях и смотревшей на меня в упор. Я никогда и ничего так не боялся в жизни, как даже этого воспоминания. Не говоря уж о пережитом моменте.
Впереди сверкнула вспышка, и я увидел, что ниже по ущелью все затянуто слоем облаков, отсюда сверху, кажущихся морем. В неверном лунном свете были даже видны колышущиеся волны на поверхности, и время от времени «море» озарялось изнутри, вспышками молний. Там идет гроза. Быстро спускаясь, и не сбавляя скорости, я уже минут через десять оказался в тумане, въехав в эти облака. Туман все густел. Наконец пошел дождь, а затем ливень. Особняк Телецкого оставался все дальше. Я, сбросив скорость, держал руль покрепче, вглядываясь в пелену густого ливня и вспоминал ту давнюю историю.
Однажды, уже где-то на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, в Приэльбрусье приехал граф. Не один, а с семьей и немногочисленной челядью. Поговаривали, что он, за какую-то серьезную провинность, попал в опалу к царю, за что был изгнан из столицы на Кавказ, на вечную ссылку. Как бы там ни было, но золота граф привез с собой много. Так много, что в кратчайшие сроки выстроил высоко в горах большой дом, наняв самых лучших архитекторов и каменщиков из Нальчика и Пятигорска. Вокруг особняка развел питомник, высаживая в окружающих горах разные породы хвойных деревьев. Выписывал саженцы со всех частей света, даже канадскую голубую ель и сибирский кедр завез и развел в Приэльбрусье. Жил уединенно, ни с кем из своего круга отношений не поддерживал. Еще поговаривали, что была у него с собой охранная царская грамота, гласившая, что предъявитель ее, граф Телецкий, может рассчитывать на уединенный образ жизни там, где он пожелает в пределах Терской Губернии и всех южных владений русского императора. Может рассчитывать на всяческую, кроме финансовой, помощь самого генерал-губернатора сего края. И запрещающая упоминать о нем в донесениях императору, исключая только донесение в случае смерти графа.
Правда это или нет, но жил граф действительно уединенно. На приемы и светские рауты не выезжал, жил в окружении только преданной прислуги, привезенной, с сбой, из столицы. Жена графа, приехавшая с ним, также вела совершенно затворнический образ жизни. Настолько, что после поселения здесь, о ней больше не упоминается ни разу. Как-будто она вообще никогда не выходила из дома. Графа же часто можно было встретить в окрестностях дома, прогуливающимся по своему питомнику.
Но, несмотря на обстоятельный подход, прожило опальное семейство здесь не очень долго, уехав за границу еще за несколько лет до революции, избежав печальной участи многих не успевших выехать дворян. Однажды, кто-то приехавший к графу, обнаружил дом пустым и запертым. Местный лесничий, живший неподалеку, к которому обратились за сведениями, сказал, что граф велел кланяться всем, кто будет спрашивать и отвечать, что Телецкие уехали навсегда в Европу. Оставил на хранение ключи от дома, но предупредил, что никогда за ними не вернется. Как и когда выехали обитатели дома, лесничий не знал и сам не видел. Ключи и графское поручение ему принес слуга графа, одетый в дорожный плащ. Помнил лесничий, что погода тогда стояла холодная, дождливая. Унылая пора поздней осени в горах. Выполнив поручение и передав все лесничему, слуга развернулся и ушел по дороге вниз. Вот и вся короткая история жизни на Кавказе опального графа и появления высоко в горах того самого особняка девятнадцатого века, из которого я сейчас бегу.
После революции этот дом, как и все прочее имущество дворян, отошел советской власти и служил разным целям, в том числе даже вмещал одно время сельсовет эльбрусского района. В тридцатых же годах здание было решено использовать как турбазу для детей. К дому пристроили невероятно уродливую кирпичную пристройку, тоже в два этажа. Где разместили туалеты и душевые.
Так и служил особняк туристической базой, принимая детские смены пионерлагеря до самых девяностых годов. Не пережив тяжелых лет, как и подавляющее количество туристических объектов на Кавказе, база закрылась. И много лет простояла в запустении.
И вот теперь, в связи с растущим туристическим потоком, директор убедил совет инвесторов нашего пансионата «Тегенекли» выделить средства на расширение и увеличение спектра услуг. В числе прочего, выиграли конкурс на долгосрочную аренду этой заброшенной базы. Здесь будет элитный корпус пансионата. В дореволюционном здании, с красивой историей, расположатся вип апартаменты для самых дорогих гостей. Среди чистого воздуха и экологии высокогорья. В хвойном питомнике, выращенном еще руками опального графа, будут проложены прекрасные экологические тропы. Виды на ледники из высоких арочных окон графских покоев будут дополнять завтраки…
Поймав себя на том, что уже цитирую сам себе рекламные слоганы, написанные для будущего вип корпуса, и уже почти все это вижу, я потряс головой, вглядываясь в пелену ливня через заливаемое водой лобовое стекло. После нескольких бесед с директором и собеседования с инвесторами, я был утвержден на позиции заведующего этим корпусом. Из-за удаленности и узкой специфики, отличающейся от общей специфики пансионата, было решено, что нужен свой руководитель, который будет вторым заместителем директора пансионата. Это очень завидная должность и конечно, я всеми силами старался ее получить. И теперь, когда получил, боюсь потерять. Вот откуда моя нервозность и сомнения.
Я был освобожден от своих обязанностей в «Тегенекли» и отправлен в особняк, писать полный перечень необходимых работ и составлять примерную смету. Директор торопил, приступить к работам нужно еще осенью, чтобы все успеть. Инвесторы требуют запустится в конце весны к высокому сезону. А работ там мне на неделю, не меньше. И я решил не тратить времени и бензина зря и переехал туда совсем, на несколько дней. И в первую же ночь меня разбудили шаги наверху…
Я переключил «дворники» автомобиля с самой быстрой скорости на среднюю, отметив про себя, что ливень стихает. Чем дальше я ехал, тем меньше мне хотелось докладывать директору о настоящем положении дел в особняке. Это не просто хорошее назначение, это, без преувеличений, исполнение того, о чем я всегда мечтал. Сейчас, вдали от страшного дома, мне все больше казалось, что надо мной кто-то очень жестоко подшутил. Между мной и моей мечтой, еще неделю назад сбывшейся, сейчас встали какие-то шаги по ночам в пустой комнате. И девка в страшной ночной рубашке до пола. Что, если это все просто розыгрыш? Или желание выгнать меня оттуда не дав выполнить работу? Может быть там обосновались какие-то бомжи или секта придурков-сатанистов? И они хотят отпугнуть оттуда посторонних, вроде меня?
Увидев, в свете фар, белую табличку, с надписью «Эльбрус», название маленького горного поселка, на окраине которого находится наш пансионат, я свернул на обочину и заглушил мотор. Дождь почти совсем закончился и начало светать.
Хорош же я буду, поддавшись на эти уловки и бросив объект. И еще доложив директору, что в новом корпусе живет привидение. И потому я срываю сроки, которых требуют от него инвесторы и затягиваю работы по ремонту.
Нет уж! Никто не выгонит меня из моего собственного кабинета с видом на горные вершины. В моем элитном корпусе пансионата! Изрядно разозлившись на шутников, сектантов, бомжей, призраков и вампиров, я смотрел, как стремительно светлеет небо. Знак поселка, еще недавно темно-серый в окружающих сумерках, уже был белым. Небо, уже совсем ясное, без следа тех мрачных ночных облаков, окрасилось яркой красной полосой на востоке. Достав телефон, я набрал номер и стал слушать гудки.
Через несколько минут вершины окружающих гор окрасились в нежно-розовый цвет. А я уезжал обратно, развернувшись у белого знака.
***
Особняк, и днем выглядевший довольно мрачно, смотрел на меня, как показалось, насмешливо и презрительно, своими пустыми окнами, когда я возвращался. «Ничего, это мы еще посмотрим», — думал я, вылезая из машины и доставая бланки, карандаш и лазерную рулетку из багажника. До вечера я просто продолжу свою работу. Сегодня я собирался закончить с северной частью прилегающей территории. Набросать план дорожек, с учетом рельефа. Разместить теннисный корт среди елей, чтобы он был удобно затенен в любое время дня, продумать к нему удобный подход. Рассчитать все это в материалах и деньгах в нескольких вариантах. И рекреационную зону у задней стены.
Быстро увлекшись работой, я толком и не заметил, как стало приближаться вечернее время, прервавшись только в полдень на короткий перекус. От работы меня отвлек приближающийся звук мотора. Отложив рабочие инструменты, я пошел встречать к центральному входу. Это Тима. Мой старый друг и напарник по многим горным приключениям. Ему я звонил утром от поселка, попросив помощи. И он, как всегда, откликнулся, пообещав приехать вечером. Помощь понадобится, одному мне даже возвращаться в этот дом в темноте страшно.
Автомобиль как раз припарковался на стоянке у особняка, когда я обогнул здание и вышел навстречу. Тима, еще более худой и обгоревший, чем обычно, вышел из машины и смотрел на особняк, почесывая подбородок.
- Где этот твой призрак? Сегодня не видел? – Спросил он меня, вместо приветствия, увидя, что я подхожу сбоку.
- Я сегодня туда даже не заходил, здесь работы хватает.
- Ну ничего, поймаем и допросим, кто такой.
- Скорее кто такая.
- А, без разницы. Все равно поймаем.
- Как сам? Почти год не виделись.
- Все по-старому, работа, дом, иногда выбираюсь в горы. Но недалеко и ненадолго. А ты, смотрю, уже почти директор?
- Да, дела идут хорошо. Только нужно разобраться с тем, что здесь происходит. Иначе дела у меня пойдут плохо…
Я подробно рассказал обо всем Тиме, пока он готовил нам ужин на костре. Привезенные полуфабрикаты шипели жиром и источали соблазнительный аромат, жарясь на решетке. Тима орудовал тоненьким прутиком, переворачивая их и не давая пригореть, и внимательно слушал мой рассказ. Ужинали мы уже на закате, когда удлинившиеся тени гор растворились в сумерках. Еще, до наступления полной темноты, мы успели обойти весь особняк и обследовать каждый угол. Я делал это уже не раз, но Тиме лучше самому все увидеть и во всем убедиться. Потом притащили вторую из трех более или менее уцелевших кроватей в мою комнату и, когда наступила ночь, легли спать.
А ночью я проснулся от шагов наверху. Кто-то ходил наверху, прямо над нами. Сев рывком на кровати я посмотрел на Тиму. Он тоже сидел на кровати и смотрел в потолок. Кажется, он и вовсе не спал сегодня…
***
Скрипы половиц раздавались прямо над головой. Осторожные, тихие. Кто-то ходил там, в комнате наверху, стараясь не шуметь. Ночь снова выдалась ясной и лунный свет, проникающий в окна, хорошо освещал нашу комнату. Тима тоже сидел на кровати, глядя в потолок. Он не выглядел только что проснувшимся, думаю, он и не ложился сегодня. Шаги проследовали наискосок по потолку и замерли. Я сидел, продолжая прислушиваться, но теперь в доме стояла полнейшая тишина.
Снова посмотрел на Тиму, он не шевелился, продолжал сидеть неподвижный как статуя, с поднятой вверх головой. Я не знал, что мы будем делать, когда подкараулим ночного обитателя особняка, поэтому тоже продолжал сидеть и прислушиваться, хотя слышал только отзвуки собственного пульса в ушах. Сегодня я был почти спокоен и не испытывал страха. Во-первых, я уже был готов услышать эти шаги и знал, что услышу, во-вторых, теперь я здесь не один. Тихо подняв руку, нажал на часах кнопку подсветки – была половина четвертого. И в этот момент раздался странный звук, как будто по полу протащили кирпич. Звук донесся сверху, но прозвучал очень глухо и нечетко, так, что понять, откуда именно он донесся, было нельзя.
Тима спрыгнул на пол как был в носках и, махнув мне рукой, следовать за ним, быстро вышел из комнаты в коридор и направился к парадной лестнице. Я не отставал. В вестибюле было также светло, как вчера и широкая лестница уходила в черноту второго этажа. Быстро взбежав по ней, мы остановились и прислушались. Тишина. Пройдя коридором в левое крыло, где находилась та самая злополучная комната, мы снова прислушались. Здесь, в этом крыле, комнат было четыре. Две двери слева и две справа. Но комнаты во всем особняке были разные и расположены не строго друг над другом. Поэтому точно сказать из какой именно из двух, расположенных слева, доносились звуки, было сложно. Ближняя была больше и имела выход на большой балкон, тянущийся вдоль всего фасада над первым этажом. Вторая поменьше, с закругленным углом и эркером, с высокими витражами в западной, торцевой стене дома. Мы продолжали прислушиваться, надеясь услышать еще хоть одну подсказку, но в доме все также стояла гробовая тишина. Тима показал на себя и на ближнюю дверь, потом на меня и на дальнюю. Я кивнул и двинулся вперед, стараясь шагать бесшумно. Вот теперь снова стало страшно. Таинственный обитатель точно был где-то здесь, наверняка услышал нас и затаился в каком-нибудь темном углу. Деться ему отсюда некуда, а раз продолжает прятаться, значит ничего хорошего от него ждать не приходится. На обеих дверях, так же как и в той комнате, где я ночую, ни замков, ни дверных ручек не сохранилось. Двери же стояли дешевые, уродливые, из фанеры на деревянном каркасе. Наследие годов восьмидесятых, когда их последний раз меняли. От времени их здорово повело и выгнуло, так что теперь они вовсе не могли закрываться плотно и болтались на петлях, оставляя большие щели и открытые углы. Просунув палец в отверстие от замка, я посмотрел на Тиму. Он сделал то же самое и кивнул мне. Одновременно мы распахнули обе и вошли, каждый в свою комнату.
В высокие окна светила луна, освещая каждый угол, кроме эркера. У левой стены стоял шкаф, такой же рассохшийся и покосившийся как дверь. У дальней стены, под окнами, случайно уцелевшая, единственная железная кровать с сеткой-матрасом. Я быстро прошел на середину комнаты и осмотрелся во все стороны. В комнате никого не было. Спрятаться можно было в эркере или шкафу, не теряя времени, помня о том, что моя помощь может понадобиться Тиме в любую секунду, я заглянул в эркер, ощупав рукой стены и подошел к шкафу. Взявшись за дверцу, я даже не успел потянуть ее на себя, как она оторвалась от сгнивших петель и стала падать, вывернувшись от неожиданности из моей руки. Я отпрыгнул, чтобы не получить углом по ноге в одном носке и она рухнула с грохотом прямо передо мной. Шкаф, оставшийся без дверцы, тоже повело в сторону и он с таким же грохотом сложился набок. Понятно. В нем тоже никого нет. Стуча по полу пятками, и мелькая светом, в комнату забежал Тима. И остановился, наставив фонарик прямо на меня. Я отвернулся, закрыв глаза рукой.
- Так ты живой тут? – Спросил он. – Я думал уже все.
- Если у тебя тоже никого, давай на ту сторону срочно, там еще две комнаты!
- Нет там никого. И во всем остальном доме мы тоже никого не найдем, можно не искать.
- Думаешь ушел?
- Ушел, но не через выход. И не ушел, а ушла. Та, которую ты видел. Она здесь одна. Пойдем, я тебе покажу. – И он развернулся и вышел в коридор.
Мы с ним зашли в ту комнату, которую проверял он. Подойдя к остекленной двери, ведущей на длинный балкон, он посветил фонариком на пол у порога. Там нечетко, но вполне различимо, отпечатался след босой ноги, испачканной в чём то белом. Небольшой ноги. Да, явно не мужской. Обладательница этой ноги, заходила в комнату с балкона, след был повернут внутрь. Тима открыл дверь и мы, осторожно, не наступая на улику, вышли на балкон. Внутри помещения, комнаты были отделаны красивой плиткой ракушечника, который не требовал никакого ухода. Потому сохранился, безо всяких сомнений, еще с графских времен. Балкон же внутри был побелен в более позднее время. И побелен, видно по всему, много раз. Один слой поверх другого. От стены, справа от двери отвалился кусок этой побелки и раскрошился на полу.
- Вот где испачкала ноги наша… привидение. – Садясь на корточки, сказал Тима.
- Кто она такая и что здесь делает? Что может делать одна в глухих горах, в старинной заброшке, девушка?
- Пойдем думать. Здесь делать нечего, мы слышали, как она ушла. И сегодня она не вернется.
Мы спустились обратно в нашу комнату. Уже занималась заря, и чернота ночи сменилась рассеянным серым светом. Сев на кровать, я вдруг понял, как сильно замерз. До сих пор я не чувствовал холода только потому, что мне было некогда его чувствовать. Сейчас же, когда волнения остались позади, я понял, что проходил все это время в носках по холодным полам. Потрогал ступню, которая показалась мне ледяной. Еще не хватало здесь заболеть. Усевшись поудобнее, и подобрав под себя ноги, я закутался в одеяло.
- Вот что я думаю. – Начал Тима. - Тут у тебя, в этом особняке, кто-то есть. Та самая девушка, которую ты увидел ночью. Скорее всего, она здесь одна, иначе, будь еще кто-то, ты бы об этом знал. Она днем где-то отсиживается. Наверное и отсыпается. А по ночам выходит из укрытия. Страшно об этом говорить, но, похоже, ее укрытие как раз здесь, в этом доме. А уходит она куда-то за его пределы.
Мы с тобой слышали шаги наверху уже под утро. А вернее не шаги, а скрип старых половиц, потому, что ходит она бесшумно. И обрати внимание – босиком. Потом был звук, как будто камни трутся о камни и все, наступила тишина. Как будто она вернулась домой и забралась в убежище до следующей ночи. Чем она занимается ночью в лесу, я пока даже не предполагаю. Чем она здесь питается тоже.
Тима замолчал, задумчиво глядя за окно. Уже совсем посветлело, и его лицо было хорошо видно. Он осунулся и побледнел еще больше обычного за эту ночь. Мне стало страшно, от его рассуждений. Бомжи, или сектанты, которых я себе представлял, были куда менее страшными, чем одинокая хрупкая девушка, живущая в заброшенном особняке в горах и гуляющая по ночам босиком в лесу. Намного менее страшными…
- Здесь негде прятаться в этом доме. Тем более на втором этаже. Ты сам видел, там везде пустые стены. Мне кажется, мы зря не обыскали все комнаты, если она и прячется где-то там, то только в каком-нибудь старом шкафу, в другой комнате или в другом крыле. А скорее ее нет в доме, потому, что она забралась сюда ночью и под утро ушла, как раз это мы и слышали. И пошли искать слишком поздно.
- Ты не обратил внимания, но дверь на балкон в той комнате открывается и закрывается только изнутри. А дамочка наша вполне материальна, раз оставляет следы. Да и ты сам ее видел на расстоянии метра прямо перед собой.
- А при чем тут дверь на балкон?
- Я думаю, именно оттуда она и выходит из дома и также возвращается.
- А почему бы ей не ходить через двери?
- Через балкон ей ближе, чем обходить через весь дом.
- Я, хоть убей, не понимаю, твоей логики. К балкону не приставлена лестница, как же она с него спускается? И насколько это легче и удобнее, чем пройти через двери?
- Вот именно, что не приставлена. Это меня и пугает. Я, конечно, могу ошибаться, но вот такие выводы у меня напрашиваются. И интуиция, если хочешь, говорит о том же самом. И, чтобы проверить все это и понять, что здесь творится, мне надо пойти сегодня, побродить по лесу, пока ты будешь работать.
Завтракать мы вышли на улицу. Пока я возился с приготовлениями, совсем рассвело, и край солнца показался над хребтом на северо-востоке. На улице стало стремительно теплеть, как это и бывает в горах, а сидеть в страшном доме было неуютно. Сели на травяной полянке у главного входа. Утро, как всегда, разогнало ночные страхи и я, переключившись на работу и позитивный лад, после завтрака увлеченно занялся работой. Входной группой и прилегающей парадной территорией. А Тима отправился еще раз, при свете дня осмотреть дом.
Отвлекаясь, время от времени, от расчетов, я видел его на балконе, где он ходил туда-сюда, низко опустив голову. Потом на улице, осматривающим западную стену. А потом он крикнув мне, что скоро вернется, ушел в глубину питомника.
За работой у меня время всегда летит незаметно и время уже точно перевалило за середину дня, когда я услышал приближающиеся шаги. Вернулся Тима. Лицо у него было озабоченное и мрачное.
- Что ты там нашел?
-Нашел я там то, что кто-то жрет белок, зайцев и сусликов. Это не шутки, тут творится какая-то чертовщина. В доме больше не ночуем, сегодня спим в моей машине. А пока расскажи подробно, как выглядела эта девка. Только вспомни максимально подробно.
- Ну, худая совсем, в ночной рубашке белой до пола. Волосы темные, прямые, лежали на плечах. Даже не знаю, что еще рассказать.
- Ноги босые?
- Не видно было, до самого пола рубашка эта. И рук почти не видно, рукава очень длинные. С такими пышными оборками.
- Старинными, как будто?
- Да я не разбираюсь, но мне кажется, что сейчас такое не носят.
- Ладно, работай, я пока буду готовиться к ночи. Машины поставим вон там, твою ближе, мою чуть дальше. Сидеть будем в моей, она синее тонирована сзади. Пойду пока вещи из дома соберу и на ужин чего-нибудь приготовлю.
Когда стемнело, мы сидели в машине Тимы на заднем сидении. Она была загорожена моей так, что ее со стороны дома практически не было видно, тем более в темноте. А нам, в боковое тонированное окно было видно ту часть дома, где балкон. Машину мы замкнули, а ключ Тима оставил торчать в замке зажигания. Если что-то пойдет не так, он пересядет за руль, заведет мотор и увезет нас отсюда.
Чтобы скоротать время, я стал рассказывать Тиме историю графского особняка. Она его взволновала и он постоянно переспрашивал, просил повторить, задавал вопросы. Я рассказывал и рассказывал, порядком от этого устав, как вдруг заметил даже в темноте. Как мертвенно побледнел Тима. Челюсть у него вытянулась и глаза выкатились, не мигая смотря на дом. Я быстро повернулся. На балконе стояла фигура в белом. Вот она двинулась в сторону, дошла до края и не задерживаясь перелезла через перила и стала по паучьи спускаться на землю прямо по стене дома…
Продолжение
Тайна графского дома (окончание)... С инета...
Канал: Байки из склепа
 |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Марс
После ошеломляющей новости о находке воды на Марсе...
