15 мая в 19:26 
Kolyuchka 
: 
Kolyuchka : На черный день
Каспера бросили за городом, на обочине. Бывает вот так - стал не нужен.
И тогда - дверь машины открытая, и команда «гулять» следом. Касперу еще палку для надежности кинули. И пока он за ней радостный, обрубком хвоста виляя бросился, скорее на педаль газа жать.
И ничего, что в зеркале заднего вида пес, по обочине со всех лап бегущий, за машиной уезжающей отражается. Где машина, а где собака. Да тем более больная - выбьется из сил, но не догонит никогда.
Каспер и не догнал.
Упал как подкошенный, словно меха раздувая ходившие ходуном бока. Пересохший язык в пыль дорожную вывалил. Попить бы… Да только где же на трассе вода?
А в голове стучит: дальше!! Бежать нужно дальше… Забыли… Уехали… Без него!!!…Куда… Куда?!
И машины мимо, как звери железные. Мчатся, рычат. Шелестят лапами-колесами по нагретому добела асфальту, оставляя за собой канавы вдавленных полосок-следов.
Не тормозят, не останавливаются. Не всматриваются.
Какое им дело до лежащего на обочине пса? Они сильные, справные, механические. Не болеют, не старятся. А Каспер…
Как там врач-то сказал?
Поизносился вот с возрастом. И болячки потому цепляются. И то, что на ковер рвет, это только начало - первые признаки. И образование внутри еще совсем маленькое. Потому и дает о себе знать пока едва заметно.
И шансы в общем то неплохие. Операция, реабилитация. Восстановление. Но денег уйдет….
Дорого.
А усыпить? Нет, не могут. Лечится же. Пока еще лечится, да. А значит, показаний нет...
А к трассе вот, дороге загородной, показания нашлись.
И семь лет рядом, оказывается, дешево. И преданности до кончика хвоста - грош цена.
И бежать дальше вдруг совсем не хочется. Упасть и лежать без движения. И проклятая тошнота волнами накатывает. И глоток бы воды на язык сухой, но железные звери мимо мчат…
Разве есть им дело до Каспера?
*****
- Что, пес, и тебя бросили?
Провалившийся было в тяжелую дрему боксер дернулся. Сглотнул вязкую, комом собравшуюся в пасти слюну, закашлялся.
Задремал все-таки получается? Выключился? Совсем, значит, из сил выбился… Иначе как по-другому? Чтоб он, Каспер, да кота какого-то не заметил…
Не учуял врага вечного издали?
А получается вот не учуял. Забилась пыль дорожная в нос, смешалась с запахом подступающей со дна преданной души, отдающей выхлопными газами горечи.
А кот, видать, и воспользовался.
Сидит вот теперь весь такой не учуянный, прямо у зубастой Касперовой морды сидит. Стесывает шершавым языком с высохшего Касперова носа дорожную грязь. Вздыхает. Сам - то кожа да кости. Да колтуны еще по всей шкуре плешивой, как букли, до залысин кожу тянут.
И больно ведь. Видно, что при каждом движении морщится. А головой все равно, бедовый, шевелит и языком по морде Касперовой не останавливаясь водит.
И надо бы взбрыкнуть, клацнуть зубами как следует, но…
Каспер только вздыхает блаженно. И лапу вот еще из-под тела своего массивного выпростал. Подгреб под себя сипло мяукнувшего нежданного товарища по несчастью и головой сверху придавил для надежности.
«Лежи, кот, сил набирайся! Отдохнем и дальше пойдем. В одиночестве смерти ждать сам небось понял как страшно. А вдвоем… Вдвоем глядишь как-нибудь да выкарабкаемся.
******
— Такие вот дела, Леночка, - покачал седой головой Сергей Григорьевич.
— И не жалко им, разбойникам проклятым, никого. Васька, участковый наш, сказал, что за месяц уже восемь домов обчистили. Все подчистую выгребли! И наплевать им, что людям кусок хлеба купить не на что. Разве ж есть у ворья душа, чтоб в ней жалость затесалась?
Вот и еду теперь поэтому. До самого города, до банка! Чтоб значит на карточку все, по-современному. А то мало ли…
Я ведь несколько лет копил. По рублику, по копеечке откладывал. Жизнь-то она ведь вон какая непредсказуемая. Вот и бережем мы, старики. На черный день собираем…
Сергей Григорьевич наконец закрыл дверь старенькой машины и, кивнув через стекло помахавшей ему на прощанье соседке, с которой частенько обсуждал последние новости, завел мотор. Внимательно прислушался к ровному, тихому урчанию и, удовлетворенно кивнув сам себе, неторопливо выкрутил руль.
Дорога из родного поселка до районного центра занимала почти два часа. Торопиться Сергей Григорьевич не любил, да и необходимости такой не было: банк до девяти вечера работает, а стрелка на наручных часах, чей потертый кожаный ремешок крепко обвивал уверенно лежащую на руле руку, едва приблизилась к цифре одиннадцать.
А вот подумать…
Подумать пожилому человеку хотелось бы о многом.
И о бандитах, что второй месяц кошмарят поселок, и о деньгах, которые в банк вез. Сумма-то денег этих скопилась не малая. Если хорошо поискать, то и на домишко какой-небольшой хватит. Или вот на кругосветное путешествие…
Только и дом свой давно у Сергея Григорьевича был, и на мир, до пенсии будучи капитаном целого круизного лайнера, за жизнь свою он сполна насмотрелся. А больше… Больше почему-то идей не было.
Другой бы кто детям, внукам спешил помочь, а он как-то и не нажил. Не сложилось. Не нашлось согласных по полгода из плаванья ждать.
А самому? Много ли ему самому надо? Вот и получается теперь, что как бы не было грустно, на собственные похороны откладывал.
Копил на самый черный день.
Только и умирать раньше времени тоже ведь не больно хочется. Тем более сейчас, когда за окном весна, как девица красная в наряде пестром.
Одной зелени сотни оттенков разных. А уж цветов вдоль обочины распустившихся: глаз не оторвать. И голубые, и белые, и желтые, как маленькие солнышки.
Тянут головки свои на тонких стеблях к бескрайнему синему небу, покачиваются. Потягиваются довольные, теплом весенним согретые. Сочные, нежные, свежие - без остановки любоваться хочется.
Жаль за дорогою тоже следить надо, так бы смотрел и смотрел. Но мало ли какой лихач дурной поедет. Лось шальной из леса стрекоча даст...
Или вот собака здоровущая с потасканным котом в зубах прямо перед капотом выскочит!
Сергей Григорьевич педаль тормоза в пол с такой силищей вдавил, что старенькая машинка его как вкопанная остановилась. Вросла взвизгнувшими колесами в нагретый асфальт, заскрежетала обиженно. Только жалеть подругу железную у мужчины времени не было. Бросил взгляд вперед капота, протер глаза кулаком для надежности.
Не мерещится же? Не кажется…?
И взаправду поперек дороги боксер здоровенный стоит!
Смотрит изподлобья на остановившуюся в метре машину, не шевелится. А в пасти, словно тряпка старая, кот потрепанный, мертвым кажущийся, зажат. Неужто сожрать болезного удумал? Только зачем тогда на трассу, под колеса выскочил? Грыз бы себе тихонько на обочине в кустах…
Или?
Да быть того не может!!! Неужели спасает?!
Сергей Григорьевич поперхнулся от такой догадки. И из машины торопясь, выбрался. Присмотрелся, отмахиваясь от недовольно сигналивших объезжающих замершего на крайней полосе собрата автомобилей. И дверь вот еще заднюю по наитию открыл широко.
И рукой сам себе удивляясь махнул приглашающе.
Правда дрожь сдержать все равно не смог, когда прошмыгнувший мимо пес в колени его лобастой головой боднул признательно.
И на сиденье заднем, кота, из пасти выплюнутого, лапой к себе прижав полулежа устроился.
*****
— Вот я им и сказал, что пока показаний нет, чтоб даже не приходили! И что шансы у собаки, между прочим, отличные! Операцию хорошо перенесет, да и вообще…
А они всё только глаза отводили. И переглядывались еще. И «дорого, нет смысла тратиться» шептали…
А выкинуть, значит, оказалось не дорого, - с бесконечной усталостью вздыхал осматривающий развалившегося на столе знакомого кобеля врач ветеринарной клиники, в которую прямиком с загородной дороги отвез своих хвостатых пассажиров Сергей Григорьевич.
Пес, под гладящими его, облаченными в резиновые перчатки докторовыми руками, только поскуливал жалобно и на кота еще, на соседнем столе на грелке под капельницей лежащего, по-человечески пристально поглядывал.
- Когда, говорите это было? - спросил, нахмурившись, Сергей Григорьевич, - Сколько он уже вот так… брошенный?
- Да пару-тройку недель назад и было, - ответил звериный врач, трогая начавшие выпирать сквозь песочного цвета шкуру собачьи ребра, - Так что, наверное, зря вы… Спасли. Собаке этой без операции скоро сильно хуже будет.
А операция, - врач сглотнул и на Сергея Григорьевича глаза несмело поднял. — А если я так? За расходники? Правда химия еще, ее бесплатно списать никак не получится. И обработки и… С котом тоже не все гладко. Совсем обессилил пушистый. И обезвоживание сильное, и, подозреваю, инфекции.
И колтуны, конечно, срезать, да и вообще обработать всего после того как состояние стабилизируется нужно по-хорошему. И… Извините, - на мгновение к окну отвернулся, - Сам не знаю для чего все это перечисляю. Хозяева бороться не стали, а я на вас, случайного человека, вываливаю.
Просто…
Сколько лет уже работаю, а все не привыкну никак. Не научусь, без эмоций чтобы. Вот и пытаюсь достучаться. Еще раз извините, бога ради…
- Я наличными можно заплачу? - перебил его Сергей Григорьевич.
- Что?
- Наличными, говорю, за операцию? И за обезвоженного кота с инфекциями. И за колтуны, которые остричь нужно, тоже.
- Вы…?
- Нет, если нельзя, то я и до банка могу, все равно ведь туда ехал. Только подождать немного придется.
- Можно, конечно, - улыбнулся вдруг разом посветлевший лицом доктор, - У нас по-всякому можно! И я с руководством еще о скидке поговорю! И операцию, как говорил уже, сам, за расходники!
*****
- Такие вот дела, Леночка! - спустя пару недель делился свежими новостями с соседкой вновь собирающийся в город Сергей Григорьевич.
- Операцию Касперу сделали, доктор сказал хорошо прошла, без сучка, без задоринки. Шов тоже, - мужчина улыбнулся, - как на собаке, по часам заживает.
А вчера и первую из десяти капельницу с лекарствами поставили.
Это чтобы уж наверняка, чтобы точно никакая зараза внутри больше не выросла. А заодно и Боцману, это я кота по старой привычке так назвал, у собаки имя есть уже в документах врач посмотрел – Каспером кличут. Так вот, заодно и дружище его усатому здоровье подправили. Осталось шерсть новую взамен старой, остриженной отрастить, да бока, отощавшие за время скитаний, наесть.
И точно красивей кота в поселке не сыщешь!
Но этим мы уже с ним дома займемся… Эх, да что я тебе, Леночка, рассказываю, доктор наш добро на выписку сегодня, наконец, дал. Так что привезу сегодня обоих домой, и сама все увидишь! - заверил женщину Сергей Григорьевич и привычно прислушался к ровно урчащему мотору заведенной машины.
Кивнул довольно. Поработает еще старушка, повозит. Покатает новых пассажиров, для которых мужчина заранее положил на заднее сиденье свернутый пополам мягкий, местами выцветший плед.
К вечеру пес с котом на этом самом пледе по дороге домой и уснули. Посопел Каспер Сергею Григорьевичу с заднего сиденья в ухо вопросительно, потыкался поначалу. То ли поблагодарил за помощь оказанную, то ли поспрашивал на своем, на собачьем, мол - правда ли ты хороший человек, Григорич?
И, видать, решив для себя, что правда - хороший, угомонился. Подгреб как в первый день лапищей своей товарища усатого под бок, прижал мордой тяжеленной для надежности и, крякнув довольно. затих.
Успокоился.
А домой как приехали, из машины выпрыгнул, оглядел владения новые по-хозяйски, побегал туда-сюда, поосматривался… И дружелюбно вильнув задом посмеивающейся с соседнего участка сквозь прорехи в заборе соседке Леночке, схватил за загривок смирившегося с таким панибратством Боцмана и следом за Сергеем Григорьевичем скоренько забежал в дом.
А там, в доме, и лежанка давно уж мягкая дожидается и ошейник новый и миски с игрушками.
Сергей Григорьевич за последние две недели в город подопечных своих навещать посчитай каждый день катался, вот и накупил, набрал добра всякого. И если Каспер, от домашней жизни сильно отвыкнуть не успевший, только смотрел на богатство такое одобрительно, то Боцман, на радостях от пуза наевшись, прямо у мисок и свалился.
Мяукнул пару раз как-то уж очень жалобно и довольно прикрыл осоловелые от сытости и счастья, что вновь стал домашним, глаза.
Сергей Григорьевич усмехнулся по-доброму и на лежанку приготовленную аккуратно перенес уснувшего без задних лап кота. И Каспера, в лицо ему предано заглядывающего, долго гладил-трепал за ушами. И улыбался потом сам светло засыпая, думалось все от чего-то, что у него теперь вот тоже можно сказать семья.
И про соседку Леночку, которую бы надо все таки решиться на чай пригласить еще думалось.
И про ворюг, так и не пойманных, из-за которых участковый их, Васька, месяц уже как ошпаренный бегал туда-сюда.
И про то, что до банка-то так ведь и не доехал, и не жалеет об этом совершенно! И жить-то оказывается здесь и сейчас нужнее гораздо, чем ждать этого самому себе напророченного черного дня!
А ночью, поодаль от прикрытых на засов ворот машина неприметная остановилась.
И скользнули из нее две серые тени, метнулись к забору, привычно накинув поверх острых металлических граней куртки. Подпрыгнули, подтянулись как делали уже больше десятка раз до этого. Тихой поступью пробежались по кажущемуся сизым в свете луны участку прямо к добротному двухэтажному бревенчатому дому. Обошли увитую разросшимся за годы когда-то на пробу посаженным диким виноградом боковую стену и замерли напротив массивной, кажущейся в темноте черной двери.
Прислушались, ухмыляясь.
Тихо.
По-другому быть и не могло. Старик жил один, они давненько присматривались. Как присматривались до этого к десятку других - старых, одиноких, не способных дать отпор. И если раньше, присмотревшись, выжидали, ловили момент, когда дома никого не будет…
То в последнее время осмелели. Заматерели. Стали наглыми, почувствовав свою безнаказанность, и решились…
Зачем ждать? Что он им сделает? Один, растерянный, ночью…
Потому и блеснула уверенно холодным блеском тонкая, похожая на длинную гнутую иглу отмычка и, повинуясь ловкому движению уверенной руки, плавно вошла в едва виднеющуюся щель замочной скважины.
Недолгое копошение, тихий щелчок и…
*****
- Такие вот дела, Леночка! - разливал по чашкам только что заваренный чай, источающий аромат молодой мелиссы, Сергей Григорьевич, то и дело бросая взгляды за окно, где уже пару часов как занялся розовой полоской посреди чернильной синевы рассвет.
Рассвет, который он мог бы и не встретить.
Может от того и казался он по-особенному красивым: нежным, томным, живым. И бессменная соседка и собеседница Леночка, рассвет этот с ним на двоих делившая, тоже была живой до невозможности.
И руки ее, непрерывно гладящие нервно подергивающего ухом, развалившегося на женских коленях после стрижки и похожего на маленького льва, Боцмана - живыми. И глаза, в которых только-только начало стихать беспокойство, сменяясь чем-то иным. Волнительным, теплым…
А ведь могло бы и не быть всего этого. Не случиться. Не произойти!
Но лежащий у ног Каспер здесь. Дышит часто-часто. Совсем так же, как несколько часов назад. Разве что не поскуливает тихонько, призывно, пытаясь привлечь внимание спящего на кровати с пригревшимся под боком котом человека.
Сергей Григорьевич от этого просящего поскуливания из сна, как из омута вынырнул.
- Что такое? Чего ты? Где? Болит что?!
А Каспер только ткнулся головой в руку, с кровати свесившуюся, и в окно смотрит: мол, вон! Туда! Туда, хозяин, смотри!
А за окном тени. Не яблоневые, не вишневые, привычные, ветвями в окно от ветра стучащие.
Чужие.
Безжалостные. Опасные. Ступающие по чужой земле, страха не ведая.
И старенькая охотничья двустволка, из притаившегося в углу железного сейфа вытащенная, в руку ложится, как влитая. И с блеснувших в темноте белизной собачьих клыков на распластавшийся подле двери цветной коврик прозрачной нитью в предвкушении тянется слюна.
А кажущая надеждой защитой дверь вдруг ощущается тонкой преградой.
Вот только…
Страха почему-то совсем нет. И плещется в переглядывающихся человеческих и собачьих глазах злой азарт. И раздается с высоты стоящего в коридоре шкафа сиплое «Мяу». Сверкают в темноте горящие расплавленным оловом круглые глазищи: На менау-мау тоже рассчитывайте!
Прибывшим на место преступления после звонка Громовой Елены Петровны, услышавшей выстрел и собачий лай на соседнем участке, наряду полиции вместе с местным участковым Васькой только и осталось что погрузить несопротивляющихся разбойников в автозак.
И руку еще пожать подпирающему стену собственного дома Сергею Петровичу, аккуратно намекая, что оружие, из которого мужчина для устрашения один выстрел в воздух сделать успел, пора бы и на место убрать. А собаке с котом, оставившим следы своих зубов и когтей на баюкающем сейчас собственную руку и зажимающим окровавленной ладонью скальпированную рану на лице бандитах - выдать вознаграждение!
И соседку еще! Вон ту самую, у забора, участки разделяющего, стоящую - отблагодарить всенепременно!
Справа-то соседи спят и ни сном ни духом, а она…!
Сергей Григорьевич только кивнул одобрительно.
И как только служивые с участка гостей ночных прихватив уехали, не забыв напомнить про показания, которые терпят до утра, всех благодарить и принялся.
А заламывающая от волнения руки Леночка взяла и благодарностью прониклась! И на чай с ароматом мелиссы, печенье из дома прихватив, пришла. И кота сейчас как-то по-домашнему уютно гладила. И для пса, что у ног Сергея Григорьевича лежал, не скупилась на добрые слова.
Пенсионер только улыбался доброте этой, и про то, что в город когда с Каспером в очередной раз поедут, в магазинчик один заехать нужно, думал. Видел там, на витрине висела ажурная. белоснежная шаль.
Очень уж Леночке ее на плечи накинуть захотелось. Светлую, легкую, мягкую. Настоящую.
И завтра с утра пенсию принесут, и он по привычке еще копеечку с нее отложит. Отложит для таких вот, наполненных тихим счастьем здесь и сейчас мгновений. Они, мгновения эти, в сто крат оказывается дороже пресловутого черного дня.
О. Суслина. О тех, кто всегда рядом.
И тогда - дверь машины открытая, и команда «гулять» следом. Касперу еще палку для надежности кинули. И пока он за ней радостный, обрубком хвоста виляя бросился, скорее на педаль газа жать.
И ничего, что в зеркале заднего вида пес, по обочине со всех лап бегущий, за машиной уезжающей отражается. Где машина, а где собака. Да тем более больная - выбьется из сил, но не догонит никогда.
Каспер и не догнал.
Упал как подкошенный, словно меха раздувая ходившие ходуном бока. Пересохший язык в пыль дорожную вывалил. Попить бы… Да только где же на трассе вода?
А в голове стучит: дальше!! Бежать нужно дальше… Забыли… Уехали… Без него!!!…Куда… Куда?!
И машины мимо, как звери железные. Мчатся, рычат. Шелестят лапами-колесами по нагретому добела асфальту, оставляя за собой канавы вдавленных полосок-следов.
Не тормозят, не останавливаются. Не всматриваются.
Какое им дело до лежащего на обочине пса? Они сильные, справные, механические. Не болеют, не старятся. А Каспер…
Как там врач-то сказал?
Поизносился вот с возрастом. И болячки потому цепляются. И то, что на ковер рвет, это только начало - первые признаки. И образование внутри еще совсем маленькое. Потому и дает о себе знать пока едва заметно.
И шансы в общем то неплохие. Операция, реабилитация. Восстановление. Но денег уйдет….
Дорого.
А усыпить? Нет, не могут. Лечится же. Пока еще лечится, да. А значит, показаний нет...
А к трассе вот, дороге загородной, показания нашлись.
И семь лет рядом, оказывается, дешево. И преданности до кончика хвоста - грош цена.
И бежать дальше вдруг совсем не хочется. Упасть и лежать без движения. И проклятая тошнота волнами накатывает. И глоток бы воды на язык сухой, но железные звери мимо мчат…
Разве есть им дело до Каспера?
*****
- Что, пес, и тебя бросили?
Провалившийся было в тяжелую дрему боксер дернулся. Сглотнул вязкую, комом собравшуюся в пасти слюну, закашлялся.
Задремал все-таки получается? Выключился? Совсем, значит, из сил выбился… Иначе как по-другому? Чтоб он, Каспер, да кота какого-то не заметил…
Не учуял врага вечного издали?
А получается вот не учуял. Забилась пыль дорожная в нос, смешалась с запахом подступающей со дна преданной души, отдающей выхлопными газами горечи.
А кот, видать, и воспользовался.
Сидит вот теперь весь такой не учуянный, прямо у зубастой Касперовой морды сидит. Стесывает шершавым языком с высохшего Касперова носа дорожную грязь. Вздыхает. Сам - то кожа да кости. Да колтуны еще по всей шкуре плешивой, как букли, до залысин кожу тянут.
И больно ведь. Видно, что при каждом движении морщится. А головой все равно, бедовый, шевелит и языком по морде Касперовой не останавливаясь водит.
И надо бы взбрыкнуть, клацнуть зубами как следует, но…
Каспер только вздыхает блаженно. И лапу вот еще из-под тела своего массивного выпростал. Подгреб под себя сипло мяукнувшего нежданного товарища по несчастью и головой сверху придавил для надежности.
«Лежи, кот, сил набирайся! Отдохнем и дальше пойдем. В одиночестве смерти ждать сам небось понял как страшно. А вдвоем… Вдвоем глядишь как-нибудь да выкарабкаемся.
******
— Такие вот дела, Леночка, - покачал седой головой Сергей Григорьевич.
— И не жалко им, разбойникам проклятым, никого. Васька, участковый наш, сказал, что за месяц уже восемь домов обчистили. Все подчистую выгребли! И наплевать им, что людям кусок хлеба купить не на что. Разве ж есть у ворья душа, чтоб в ней жалость затесалась?
Вот и еду теперь поэтому. До самого города, до банка! Чтоб значит на карточку все, по-современному. А то мало ли…
Я ведь несколько лет копил. По рублику, по копеечке откладывал. Жизнь-то она ведь вон какая непредсказуемая. Вот и бережем мы, старики. На черный день собираем…
Сергей Григорьевич наконец закрыл дверь старенькой машины и, кивнув через стекло помахавшей ему на прощанье соседке, с которой частенько обсуждал последние новости, завел мотор. Внимательно прислушался к ровному, тихому урчанию и, удовлетворенно кивнув сам себе, неторопливо выкрутил руль.
Дорога из родного поселка до районного центра занимала почти два часа. Торопиться Сергей Григорьевич не любил, да и необходимости такой не было: банк до девяти вечера работает, а стрелка на наручных часах, чей потертый кожаный ремешок крепко обвивал уверенно лежащую на руле руку, едва приблизилась к цифре одиннадцать.
А вот подумать…
Подумать пожилому человеку хотелось бы о многом.
И о бандитах, что второй месяц кошмарят поселок, и о деньгах, которые в банк вез. Сумма-то денег этих скопилась не малая. Если хорошо поискать, то и на домишко какой-небольшой хватит. Или вот на кругосветное путешествие…
Только и дом свой давно у Сергея Григорьевича был, и на мир, до пенсии будучи капитаном целого круизного лайнера, за жизнь свою он сполна насмотрелся. А больше… Больше почему-то идей не было.
Другой бы кто детям, внукам спешил помочь, а он как-то и не нажил. Не сложилось. Не нашлось согласных по полгода из плаванья ждать.
А самому? Много ли ему самому надо? Вот и получается теперь, что как бы не было грустно, на собственные похороны откладывал.
Копил на самый черный день.
Только и умирать раньше времени тоже ведь не больно хочется. Тем более сейчас, когда за окном весна, как девица красная в наряде пестром.
Одной зелени сотни оттенков разных. А уж цветов вдоль обочины распустившихся: глаз не оторвать. И голубые, и белые, и желтые, как маленькие солнышки.
Тянут головки свои на тонких стеблях к бескрайнему синему небу, покачиваются. Потягиваются довольные, теплом весенним согретые. Сочные, нежные, свежие - без остановки любоваться хочется.
Жаль за дорогою тоже следить надо, так бы смотрел и смотрел. Но мало ли какой лихач дурной поедет. Лось шальной из леса стрекоча даст...
Или вот собака здоровущая с потасканным котом в зубах прямо перед капотом выскочит!
Сергей Григорьевич педаль тормоза в пол с такой силищей вдавил, что старенькая машинка его как вкопанная остановилась. Вросла взвизгнувшими колесами в нагретый асфальт, заскрежетала обиженно. Только жалеть подругу железную у мужчины времени не было. Бросил взгляд вперед капота, протер глаза кулаком для надежности.
Не мерещится же? Не кажется…?
И взаправду поперек дороги боксер здоровенный стоит!
Смотрит изподлобья на остановившуюся в метре машину, не шевелится. А в пасти, словно тряпка старая, кот потрепанный, мертвым кажущийся, зажат. Неужто сожрать болезного удумал? Только зачем тогда на трассу, под колеса выскочил? Грыз бы себе тихонько на обочине в кустах…
Или?
Да быть того не может!!! Неужели спасает?!
Сергей Григорьевич поперхнулся от такой догадки. И из машины торопясь, выбрался. Присмотрелся, отмахиваясь от недовольно сигналивших объезжающих замершего на крайней полосе собрата автомобилей. И дверь вот еще заднюю по наитию открыл широко.
И рукой сам себе удивляясь махнул приглашающе.
Правда дрожь сдержать все равно не смог, когда прошмыгнувший мимо пес в колени его лобастой головой боднул признательно.
И на сиденье заднем, кота, из пасти выплюнутого, лапой к себе прижав полулежа устроился.
*****
— Вот я им и сказал, что пока показаний нет, чтоб даже не приходили! И что шансы у собаки, между прочим, отличные! Операцию хорошо перенесет, да и вообще…
А они всё только глаза отводили. И переглядывались еще. И «дорого, нет смысла тратиться» шептали…
А выкинуть, значит, оказалось не дорого, - с бесконечной усталостью вздыхал осматривающий развалившегося на столе знакомого кобеля врач ветеринарной клиники, в которую прямиком с загородной дороги отвез своих хвостатых пассажиров Сергей Григорьевич.
Пес, под гладящими его, облаченными в резиновые перчатки докторовыми руками, только поскуливал жалобно и на кота еще, на соседнем столе на грелке под капельницей лежащего, по-человечески пристально поглядывал.
- Когда, говорите это было? - спросил, нахмурившись, Сергей Григорьевич, - Сколько он уже вот так… брошенный?
- Да пару-тройку недель назад и было, - ответил звериный врач, трогая начавшие выпирать сквозь песочного цвета шкуру собачьи ребра, - Так что, наверное, зря вы… Спасли. Собаке этой без операции скоро сильно хуже будет.
А операция, - врач сглотнул и на Сергея Григорьевича глаза несмело поднял. — А если я так? За расходники? Правда химия еще, ее бесплатно списать никак не получится. И обработки и… С котом тоже не все гладко. Совсем обессилил пушистый. И обезвоживание сильное, и, подозреваю, инфекции.
И колтуны, конечно, срезать, да и вообще обработать всего после того как состояние стабилизируется нужно по-хорошему. И… Извините, - на мгновение к окну отвернулся, - Сам не знаю для чего все это перечисляю. Хозяева бороться не стали, а я на вас, случайного человека, вываливаю.
Просто…
Сколько лет уже работаю, а все не привыкну никак. Не научусь, без эмоций чтобы. Вот и пытаюсь достучаться. Еще раз извините, бога ради…
- Я наличными можно заплачу? - перебил его Сергей Григорьевич.
- Что?
- Наличными, говорю, за операцию? И за обезвоженного кота с инфекциями. И за колтуны, которые остричь нужно, тоже.
- Вы…?
- Нет, если нельзя, то я и до банка могу, все равно ведь туда ехал. Только подождать немного придется.
- Можно, конечно, - улыбнулся вдруг разом посветлевший лицом доктор, - У нас по-всякому можно! И я с руководством еще о скидке поговорю! И операцию, как говорил уже, сам, за расходники!
*****
- Такие вот дела, Леночка! - спустя пару недель делился свежими новостями с соседкой вновь собирающийся в город Сергей Григорьевич.
- Операцию Касперу сделали, доктор сказал хорошо прошла, без сучка, без задоринки. Шов тоже, - мужчина улыбнулся, - как на собаке, по часам заживает.
А вчера и первую из десяти капельницу с лекарствами поставили.
Это чтобы уж наверняка, чтобы точно никакая зараза внутри больше не выросла. А заодно и Боцману, это я кота по старой привычке так назвал, у собаки имя есть уже в документах врач посмотрел – Каспером кличут. Так вот, заодно и дружище его усатому здоровье подправили. Осталось шерсть новую взамен старой, остриженной отрастить, да бока, отощавшие за время скитаний, наесть.
И точно красивей кота в поселке не сыщешь!
Но этим мы уже с ним дома займемся… Эх, да что я тебе, Леночка, рассказываю, доктор наш добро на выписку сегодня, наконец, дал. Так что привезу сегодня обоих домой, и сама все увидишь! - заверил женщину Сергей Григорьевич и привычно прислушался к ровно урчащему мотору заведенной машины.
Кивнул довольно. Поработает еще старушка, повозит. Покатает новых пассажиров, для которых мужчина заранее положил на заднее сиденье свернутый пополам мягкий, местами выцветший плед.
К вечеру пес с котом на этом самом пледе по дороге домой и уснули. Посопел Каспер Сергею Григорьевичу с заднего сиденья в ухо вопросительно, потыкался поначалу. То ли поблагодарил за помощь оказанную, то ли поспрашивал на своем, на собачьем, мол - правда ли ты хороший человек, Григорич?
И, видать, решив для себя, что правда - хороший, угомонился. Подгреб как в первый день лапищей своей товарища усатого под бок, прижал мордой тяжеленной для надежности и, крякнув довольно. затих.
Успокоился.
А домой как приехали, из машины выпрыгнул, оглядел владения новые по-хозяйски, побегал туда-сюда, поосматривался… И дружелюбно вильнув задом посмеивающейся с соседнего участка сквозь прорехи в заборе соседке Леночке, схватил за загривок смирившегося с таким панибратством Боцмана и следом за Сергеем Григорьевичем скоренько забежал в дом.
А там, в доме, и лежанка давно уж мягкая дожидается и ошейник новый и миски с игрушками.
Сергей Григорьевич за последние две недели в город подопечных своих навещать посчитай каждый день катался, вот и накупил, набрал добра всякого. И если Каспер, от домашней жизни сильно отвыкнуть не успевший, только смотрел на богатство такое одобрительно, то Боцман, на радостях от пуза наевшись, прямо у мисок и свалился.
Мяукнул пару раз как-то уж очень жалобно и довольно прикрыл осоловелые от сытости и счастья, что вновь стал домашним, глаза.
Сергей Григорьевич усмехнулся по-доброму и на лежанку приготовленную аккуратно перенес уснувшего без задних лап кота. И Каспера, в лицо ему предано заглядывающего, долго гладил-трепал за ушами. И улыбался потом сам светло засыпая, думалось все от чего-то, что у него теперь вот тоже можно сказать семья.
И про соседку Леночку, которую бы надо все таки решиться на чай пригласить еще думалось.
И про ворюг, так и не пойманных, из-за которых участковый их, Васька, месяц уже как ошпаренный бегал туда-сюда.
И про то, что до банка-то так ведь и не доехал, и не жалеет об этом совершенно! И жить-то оказывается здесь и сейчас нужнее гораздо, чем ждать этого самому себе напророченного черного дня!
А ночью, поодаль от прикрытых на засов ворот машина неприметная остановилась.
И скользнули из нее две серые тени, метнулись к забору, привычно накинув поверх острых металлических граней куртки. Подпрыгнули, подтянулись как делали уже больше десятка раз до этого. Тихой поступью пробежались по кажущемуся сизым в свете луны участку прямо к добротному двухэтажному бревенчатому дому. Обошли увитую разросшимся за годы когда-то на пробу посаженным диким виноградом боковую стену и замерли напротив массивной, кажущейся в темноте черной двери.
Прислушались, ухмыляясь.
Тихо.
По-другому быть и не могло. Старик жил один, они давненько присматривались. Как присматривались до этого к десятку других - старых, одиноких, не способных дать отпор. И если раньше, присмотревшись, выжидали, ловили момент, когда дома никого не будет…
То в последнее время осмелели. Заматерели. Стали наглыми, почувствовав свою безнаказанность, и решились…
Зачем ждать? Что он им сделает? Один, растерянный, ночью…
Потому и блеснула уверенно холодным блеском тонкая, похожая на длинную гнутую иглу отмычка и, повинуясь ловкому движению уверенной руки, плавно вошла в едва виднеющуюся щель замочной скважины.
Недолгое копошение, тихий щелчок и…
*****
- Такие вот дела, Леночка! - разливал по чашкам только что заваренный чай, источающий аромат молодой мелиссы, Сергей Григорьевич, то и дело бросая взгляды за окно, где уже пару часов как занялся розовой полоской посреди чернильной синевы рассвет.
Рассвет, который он мог бы и не встретить.
Может от того и казался он по-особенному красивым: нежным, томным, живым. И бессменная соседка и собеседница Леночка, рассвет этот с ним на двоих делившая, тоже была живой до невозможности.
И руки ее, непрерывно гладящие нервно подергивающего ухом, развалившегося на женских коленях после стрижки и похожего на маленького льва, Боцмана - живыми. И глаза, в которых только-только начало стихать беспокойство, сменяясь чем-то иным. Волнительным, теплым…
А ведь могло бы и не быть всего этого. Не случиться. Не произойти!
Но лежащий у ног Каспер здесь. Дышит часто-часто. Совсем так же, как несколько часов назад. Разве что не поскуливает тихонько, призывно, пытаясь привлечь внимание спящего на кровати с пригревшимся под боком котом человека.
Сергей Григорьевич от этого просящего поскуливания из сна, как из омута вынырнул.
- Что такое? Чего ты? Где? Болит что?!
А Каспер только ткнулся головой в руку, с кровати свесившуюся, и в окно смотрит: мол, вон! Туда! Туда, хозяин, смотри!
А за окном тени. Не яблоневые, не вишневые, привычные, ветвями в окно от ветра стучащие.
Чужие.
Безжалостные. Опасные. Ступающие по чужой земле, страха не ведая.
И старенькая охотничья двустволка, из притаившегося в углу железного сейфа вытащенная, в руку ложится, как влитая. И с блеснувших в темноте белизной собачьих клыков на распластавшийся подле двери цветной коврик прозрачной нитью в предвкушении тянется слюна.
А кажущая надеждой защитой дверь вдруг ощущается тонкой преградой.
Вот только…
Страха почему-то совсем нет. И плещется в переглядывающихся человеческих и собачьих глазах злой азарт. И раздается с высоты стоящего в коридоре шкафа сиплое «Мяу». Сверкают в темноте горящие расплавленным оловом круглые глазищи: На менау-мау тоже рассчитывайте!
Прибывшим на место преступления после звонка Громовой Елены Петровны, услышавшей выстрел и собачий лай на соседнем участке, наряду полиции вместе с местным участковым Васькой только и осталось что погрузить несопротивляющихся разбойников в автозак.
И руку еще пожать подпирающему стену собственного дома Сергею Петровичу, аккуратно намекая, что оружие, из которого мужчина для устрашения один выстрел в воздух сделать успел, пора бы и на место убрать. А собаке с котом, оставившим следы своих зубов и когтей на баюкающем сейчас собственную руку и зажимающим окровавленной ладонью скальпированную рану на лице бандитах - выдать вознаграждение!
И соседку еще! Вон ту самую, у забора, участки разделяющего, стоящую - отблагодарить всенепременно!
Справа-то соседи спят и ни сном ни духом, а она…!
Сергей Григорьевич только кивнул одобрительно.
И как только служивые с участка гостей ночных прихватив уехали, не забыв напомнить про показания, которые терпят до утра, всех благодарить и принялся.
А заламывающая от волнения руки Леночка взяла и благодарностью прониклась! И на чай с ароматом мелиссы, печенье из дома прихватив, пришла. И кота сейчас как-то по-домашнему уютно гладила. И для пса, что у ног Сергея Григорьевича лежал, не скупилась на добрые слова.
Пенсионер только улыбался доброте этой, и про то, что в город когда с Каспером в очередной раз поедут, в магазинчик один заехать нужно, думал. Видел там, на витрине висела ажурная. белоснежная шаль.
Очень уж Леночке ее на плечи накинуть захотелось. Светлую, легкую, мягкую. Настоящую.
И завтра с утра пенсию принесут, и он по привычке еще копеечку с нее отложит. Отложит для таких вот, наполненных тихим счастьем здесь и сейчас мгновений. Они, мгновения эти, в сто крат оказывается дороже пресловутого черного дня.
О. Суслина. О тех, кто всегда рядом. Канал: Интересное в сети
 |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
Повелители стихий
Первая коллекционная карточная игра с уникальной...
