Не жилец

В больницу Василия везли под душераздирающий вой сирены. Но ему этот истошный вой был безразличен, потому что Василий готов был уже ко всему. Даже к тому, что с минуты на минуту его не станет.

Он и так лишнего живёт на этом белом свете - так ему казалось. Жены не стало ещё пять лет назад, и с той поры наступила в его жизни странная пора. Как сейчас говорят - пора дожития. И когда сегодня ночью он вдруг проснулся от ощущения, как будто в его грудь воткнули нож, Василий даже не испугался. Просто собрался с силами и позвонил дочери, на всякий случай. Тем более, что жила она в соседнем доме.

Ольга прибежала сразу, вызвала скорую. В общем, сейчас Василий ехал в больницу - или плыл, как ему казалось - с болью в груди, и с полным безразличием за свое будущее. Лежал на носилках в салоне скорой, и будто качался на волнах.

"Хоть бы сразу на небо... - как в тумане думалось ему. - А то сейчас начнётся суета, иголками тыкать будут, или ещё что пострашней. А ведь итог у всех людей все равно один. Все мы уплываем на небеса. И зачем тогда эти пляски вокруг больного? Лишнее всё это... "

Машина остановилась, и он поплыл из неё на носилках в какое-то помещение, где вокруг него засуетились немногословные женщины в бело-зеленых костюмах. Проткнули иголкой вену, попутно задавая вопросы - где в груди болит, как болит. А боль всё не утихала. Она просто стала тупой и заполонила собой всю грудину.

Женщины ещё раз срочно сняли у него кардиограмму, сделали несколько уколов, и куда-то исчезли. Наверное, ожидать результатов анализов.

В помещении появилась женщина с ведром и шваброй, которая бормоча себе под нос всякие слова, начала – видимо, в который раз уже за эту ночь - мыть полы, наводить чистоту.

- Ну, что сегодня за смена такая?.. - сердито бубнила она вполголоса. - Везут и везут, везут и везут. И одних мужиков... А я после каждого - мой... Я же не молоденькая, чтобы надо мной так измываться. Ох уж эти мужики... Ведь видно же, не жилец, а каждый как за жизнь-то цепляется. Приехал, понимаешь, и… лечите меня... Лежит, и думает, что все ему тут рады...

Когда санитарка начала ворчать, Василий сначала даже не обратил на неё внимания, потому что слова её доносились до него как из тумана. Но после слов, что он цепляется за жизнь, ему вдруг стало не по себе. Он даже немного пришёл в себя. Обидно ему очень стало за такие утверждения. Да и, если честно, голос этой пожилой женщины показался ему очень знакомым.

Он открыл глаза, повёл ими в сторону, увидел согнутую спину в белом халате, и руки, которые шустро двигали швабру.

- Думает он, что сейчас его тут спасут, и можно будет потом снова женщинам кровь пить... - продолжала бормотать санитарка.

- Эй, - собравшись с силами, произнёс Василий. - Ты чего мелешь там, старая?

- А... Ты, оказывается, в сознании, - спокойно отреагировала на слова больного женщина. - Вот и лежи там тихо, и не реагируй. Тоже мне... Старой ещё меня обозвал... Сам-то уже на ладан дышит, а всё равно женщин оскорбляет...

- А чего у тебя голос такой знакомый? - опять поднатужившись, произнёс Василий. - Чего-то, прямо, очень знакомый. Мы с тобой случайно раньше нигде не встречались? Ну-ка, разогнись, мать, и повернись ко мне лицом. Чего ты там всё трешь?

- Ты тут не указывай, чего мне делать! - со злостью ответила она, но всё-таки прекратила шаркать шваброй и обернулась.

- Вот это кордебалет... - Василий даже слегка задохнулся от неожиданности. - Галина?.. Ты зачем опять выросла на моём пути?

- Чего? - Санитарка, услышав своё имя, напряглась, потом близко-близко приблизила своё лицо к лицу Василия, и долго его разглядывала. - Неужели, Васька? Небритый-то какой... И не узнать...

- Ну, мать твою... - У Василия появилось такое ощущение, что его за волосы резко выдернули из реки, в которой он только что тонул, и теперь он пытался отдышаться. - Угораздило же меня... И на кой ляд меня привезли именно в эту больницу? У... - простонал он с болью в голосе.

- А потому что эта больница сегодня дежурная… - Санитарка всё рассматривала и рассматривала Василия, словно любуясь его старостью. - Вон, значит, каким ты стал? И сколько мы с тобой не виделись, хулиган. Лет двадцать пять, небось? Или больше? Но тогда ты ещё выглядел молодцом. А теперь...

- Да не всё ли равно, сколько лет мы не виделись? - недовольно пропыхтел он. - Если бы я знал, что ты здесь полы скребешь, я бы ни за что сюда не поехал. Умер бы, но не поехал.

- Ага, спросили бы тебя, - так же недовольно ответила и женщина. - Значит, всё, Вася, да? Заканчиваются твои хулиганства?

- Чего? Какие ещё хулиганства? - Он попытался сделать сердитое лицо. - Ты чего тут несёшь?

- А ты думаешь, я забыла, как ты меня в восьмом классе за грудь цапнул? - ощерилась она злорадной улыбкой.

- Помнишь, значит? - сцепив зубы, пробурчал он. - И я помню. Только это не хулиганство было, а совсем другое. Понятно тебе?

- Нет, не понятно. Чего же это ещё могло быть?

- А того... Может я в тебя был влюблён?

- Ну и что? Сразу нужно было меня за это место хватать?

- Я всего один раз! Хотел проверить, настоящее у тебя хозяйство, или вата. Мне Витька сказал, что все девчонки ватой лифчик набивают. Вот я и решил провести ревизию. Чтобы понять, ты такая как остальные, или нет!

- Ну и как, проверил? - Она всё ещё со злостью смотрела на него. - Неужели и так было не понятно, что я не такая, как другие? Испортил мне жизнь, ты, Васька... Ох, испортил!

- Чем это я испортил? Вот ты мне, да… Ты мне испортила…

- А может, я тебя тоже, тогда – того? Тоже любила. А ты мне своим хулиганским поступком сразу всю любовь к тебе перечеркнул.

- А чего перечеркнул-то? Чего я такого сделал?

- А того. После таких хватаний я на тебя сразу стала смотреть как на распутника. И вычеркнула тебя из сердца. Вот чего ты сделал.

- Ах, ты вычеркнула? Только ты чего-то как-то плохо меня вычеркнула! - завозмущался Василий. - Ты же после того, как замуж вышла, постоянно норовила мне на глаза попасться! Помнишь?

- Чего? – не поняла она.

- А того. Вспомни-ка такую странность - как я не устроюсь куда-нибудь на какую-нибудь работу, так и ты скоро на горизонте появляешься. То в соседнем цеху начинаешь работать, то ещё ближе. Ох, столько же я мест работы из-за тебя сменил. Потому что не мог я на тебя спокойно смотреть. Хоть и женатый был. Боялся я, что влюблюсь в тебя опять, и ты мне этой любовью семейную жизнь разрушишь!

- Ты, чего с ума сошёл? - Галина уже с интересом посмотрела на своего бывшего одноклассника. - Боялся он, непонятно чего... Я же не специально работала там, где и ты. У нас же предприятий в городе - кот наплакал. Так получалось.

- Ах, предприятий у нас кот наплакал? А сейчас - чего? Ты зачем здесь работаешь? Ведь ты же на пенсии!

- Так пенсия же маленькая, Вася! А я одна. Муж-то у меня помер давно. На одну пенсию теперь трудно жить. Ты сам-то вспомни, сколько ты пенсию получаешь?

- Ничего, мне хватает... - вздохнул он. - А вот ты сюда устроилась, я знаю, специально. Ждала ты, когда меня на носилках сюда внесут. Чтобы на нервах у меня даже перед смертью поиграть. Ну, что, дождалась? Не жилец я, да? А вот шиш... - Сказал, и почувствовал, как боль, которая вроде бы стала утихать, снова возвращается. Опять собравшись с силами, он добавил: - Назло тебе выкарабкаюсь, и буду жить.

- Так и живи, кто же тебе мешает?

- Сама знаешь - кто... Тебя же раздражает, что я за жизнь цепляюсь. Я сам это слышал, собственными ушами. А ведь если бы ты на меня тогда, в восьмом классе, не обиделась, может мы бы с тобой... Эх...

В этот момент в помещении стремительно появились женщины в халатах, и, опять, не говоря ни слова, быстро покатили больного в операционную.

- Господи... - перекрестилась санитарка. – Неужели резать будут?.. Хоть бы операция у него прошла удачно... Да... Знать бы, что ты тогда не от наглости такое сделал... Но ведь и я не виновата... Кто же думал, что он что-то там проверяет... Ой, дурной... Прямо, как ребёнок... Эх, Вася... Держись, Вася… А я за тебя помолюсь… Сильно помолюсь…


Рассказы Анисимова