Дневники Шпильбрехера (прозаические миниатюры)

Внимание! Текст содержит элементы нецензурной лексики!

Автор: Красс Шпильбрехер Намордников ( sturmer )

.......ОТКРОВЕНИЯ ......

Однажды на Земле останутся лишь подобные мне.
Но не будут они избранными, как хотелось бы вашим нынешним пророкам и как бормочется в ваших дурацких песнопениях. И не будут они вместе, но будут сторониться и избегать друг друга, и жить каждый в своей пещере, созерцая собственные тени, отбрасываемые огнем на ее стены. Но наступит последний из дней, когда они выйдут наружу - не для того, чтобы соединиться, или утомленные своими тенями, а потому, что последний из дней есть День Убивающего Солнца. Они рассмеются; исступленно хохочущими застанет их светлеющее небо и будут слышать они за сотни миль смех подобных им - и станут хохотать еще громче и еще безумнее: над смеющимся собой, над смеющимся другим, над солнцем, несущим смерть, и
над самой смертью. "Взорви нам глаза", - так скажут они, - "Разорви сердца, сожги до костей и следом испепели кости, о выползающий из-за горизонта диск, о светило, ставшее бессмысленным многими поколениями раньше - ибо давно уже некому светить". И смех каждого смешается с его предсмертным воплем и хрипом. И колесо завершит оборот, и никто и ничто не расскажет миру, пришедшему после, об этой последней игре, столь потешившей подобных Шпильбрехеру. Но он говорит вам о ней сейчас, предвкушая - разве этого недостаточно?

А если все будет заебись - мне станет нечего делать. Ни песен, ни стихов, ни пьянок, ни косяков - одно только вязкое мерцающее говно благополучия...

_____________________________

"У всех вокруг такой опизденительно богатый внутренний мир, а мне хочется почесать яйца" (граф де ла Фюнф виконтессе де Бил за секунду до пощечины )

_____________________________________________

Однажды идущие рядом со Шпильбрехером услышали доносящееся из окон дома, мимо которого они проходили, чудесное пение и не менее восхитительный аккомпанемент.
Они остановились послушать, и один из них воскликнул:
- Ах, эту песню можно слушать бесконечно!
- Глупец, - сказал Шпильбрехер, не замедляя шага и не оборачиваясь на своих спутников, - Неужели он не знает, что песня, которую можно слушать бесконечно - преступление против музыки? Что любая песня должна закончиться, а чересчур затянувшиеся песни следует обрывать - выстрелом, криком, хохотом или презрительной гримасой?

_________________________________________

...После пришла к Шпильбрехеру юная дева - из тех, что слишком некрасивы для борделей, слишком умны для того, чтобы рожать детей, и слишком глупы, чтобы значить что-то для Шпильбрехера и подобных ему.

"Правда ли то, что говорят о тебе?" - спросила дева с порога, нервически сжимая подмышкою юнгова «Wotan»'а, - "Что ты свергаешь старых и новых идолов и беспощадно топчешь их - босиком, не удосуживаясь даже обуться?"
Рассмеялся Шпильбрехер, и опал его нефритовый стержень, поначалу воспрявший при виде девы сей и проблеска Отрицания в глазах ее. И прогнал он деву, бранясь весело, изощренно и чудовищно, и думал так, оставшись один: "Чертовски глуп я, коли принял в глазах ее Веру за Отрицание. Неужели не знают еще она и подобные ей, что старые идолы давно повержены и стерты в пыль, и лишь изредка, забавы ради, я танцую обнаженным в этой пыли? И, верно, обманывают их глаза, раз видят они новых идолов - ибо не появлялось идолов уже несколько поколений, и не появятся они там, где нечего наследовать - ни крови, ни земли, ни мысли".
(из апокрифа "Деяния Шпильбрехера")

_________________________________________________

...и спросили Шпильбрехера:
- Правда ли, что не пугают тебя ни жизнь, ни смерть?
- Ложь, - сказал Шпильбрехер, - Я боюсь смерти, но еще больше меня страшит то, что она наступит не сейчас, и лишь Тот-Кого- Нет ведает, сколько еще дней, месяцев, лет мне
суждено смотреть на вас - людей с деревянными мечами, живущих в карточных домиках. Воистину страшно это испытание, но я утешаюсь мыслью, что не один меч успею поломать, не один дом разрушить, и множество еще ваших кузнецов и зодчих содрогнется, услышав мой хохот. Худшие из лжецов они - ибо лгут сами себе... Так, предвкушением собственного смеха, я искореняю страх перед жизнью.
- А перед смертью? - спросили его.
- Одно за другим, - отвечал Шпильбрехер, - Переставший бояться жизни легко совладает и со страхом смерти. Отсмеявшись над очередным вашим лжецом и
очередной ложью, я отправляюсь в трактир, и с каждым глотком вина, с каждым бранным словом, с каждой распутной девкой, севшей мне на колени, все пристальнее вглядываюсь в то, как внутри меня просыпается Зверь. Сотни, - тысячи меня, окружив Зверя, благоговейно созерцают его пробуждение. А потом мы расступаемся, следуем за ним и за его охотой, наблюдаем, как вгрызается он в покоренную плоть жертвы...
А еще позже видим Охотника, вышедшего навстречу Зверю, и Зверь смотрит на нас, и в глазах его мы читаем:
"Пришел Тот-Кто-Обнажен-И-Не-Носит-Оружия"
И спустя некоторое время они умирают - Зверь, задушенный могучими руками, и Охотник, недоуменно рассматривающий собственные кишки, выползающие из распоротого живота.

А мы расходимся - чтобы на следующий вечер Зверь и Охотник воскресли и все началось заново.
- Красивая притча, - крикнул кто-то, - Но что же все-таки со смертью?
- Вы до сих пор не поняли, - усмехнулся Шпильбрехер, - что Зверь и Охотник - и только они - бессмертны? Бессмертны ТАК, что будут, даже когда закончатся мир и время? А значит, смерти нет - по крайней мере, для того, кто хоть однажды пришел на поляну, где просыпается его собственный Зверь.
С этими словами переломил Шпильбрехер о колено очередной деревянный меч - в знак того, что не желает сегодня более говорить.

________________________________________

- Да ну вас всех на половой член, - сказал Шпильбрехер, икнув и плюнув в только что опорожненную им пивную кружку, - Вы такие предсказуемые, а я не могу даже блевануть по этому поводу, ибо окажусь таким же предсказуемым как вы.
(из необнаруженных манускриптов)

___________________________________________

- Господи, - произнес Шпильбрехер, подходя к Нему и отвернув от Него и прочих изможденное, пьяное, испачканное лицо.
- Сын мой, - отвечал Он, закрывая лицо полой белоснежного одеяния.

[Когда они приблизились друг к другу и было уже невозможно скрывать лица,
стало ясно, что оба смеются.]