И нет повода, чтоб остаться. И нет смелости, чтоб уйти. (лирика)

Автор: LunaManakury

__________________

____________________________________

"Изучаю"
Замечательные Михаил Мурзаков и Ирина Воронова замечательно прочитали наш с Лёшей Уваровым древний стишочек.

2 Мб

Михаил Мурзаков, Ирина Воронова - Изучаю...© Юлия Зайцева, Алексей Уваров

Надя
Потрясающий Михаил Мурзаков удивительно прочитал "Надю". Честно говоря, никогда б не подумала, что " Надю" можно прочесть в мажоре. Но Михаил делает невозможное возможным)

5.4 Мб

Неизвестный - Без названия

Реквием по мечте - 2
Благодарю Ященко Игоря за потрясающее исполнение)

8.6 Мб

Winter - Lux Aeterna

Больничное
Ещё одно здоровское прочтение моего стишка) Игорь великолепен)
__________________
Здесь только и остается читать Бродского,
смотреть в отбеленный потолок,...

2.4 Мб

zvukitut - Без названия

крестиком/за ним
совместная работа над моими "шЫдЭврами" Просто Мима и Кагами.

9.8 Мб

iiiadaiii.ca iei - Без названия

______________
За ним

Сколько дороге не виться - а всё туда.
Сколько тропе не петлять - всё равно за ним.
Я уже год не снимаю колпак шута,
года четыре с лица не смываю грим.

Здесь у меня полный зал и смертельный трюк:
только осталось сильней натянуть канат.
Если я вдруг на манеж не сорвусь к утру,
пусть обо мне как о выжившей говорят.

Мне бы к нему на секунду /такая блажь/,
мне до его переулка подать рукой.
Вот его шторы глядят на второй этаж,
ветви каштана скрывают его балкон.

Вот на окне зацветёт по весне герань,
лампа моргнёт жёлтым глазом в который раз.
Я у подъезда до вечера, словно пьянь,
буду греть руки артерией теплотрасс..

..Сердце дрожит и колотится на износ,
кнопка звонка под ладонью моей гудит.
- Слышишь, ответь мне на только один вопрос:
как тебе, ангел, живётся в его груди?

Кукловод
Попытка подражания Бродскому)

Если встретишь свободу, то это свобода от
Самого же себя, от способности праздно жить
Потому, что снаружи невидимый кукловод,
Управляя фигуркой, безжалостно тянет нить,

Чтоб плясала огнём, извивалась, как жалкий червь,
Чтоб сжималась пружиной, крутилась ручной юлой
До тех пор, пока кукла не станет никем, ничем:
Вдвое мельче, чем тля, и прозрачнее, чем стекло.

Кукловод воздвигает ряд башенок и мостов,
Строит стены и в них вырезает глаза бойниц.
Вот твой кукольный Тауэр, вот твой очаг и кров,
Если этого мало, то вот тебе трон и принц.

Он лелеет и холит её каждый волос, но
Стоит пальцам разжаться, и кукла лежит ничком:
Её принц был фантомом. Он правит другой страной.
Королевство, как мыльный пузырь, разорвёт. И дом

Её ветхий и карточный ливнями раздробит.
Жизнь фарфоровой куклы не станет ценней плевка.
Будь послушным невольником, крепче держись за нить,
Пока нитью ещё управляет его рука.

Двое.

Он сидит на раздолбанном табурете - древнегреческий аполлон. Зажимает во рту мундштук, подкуривает сигарету. Проливает одеколон на расстеленную газету, чертыхается, мол, не прибрано, извини. Я не ждал тебя, да и /Боже правый/ между нами давно уже нет любви. От неё остались: стоящий в углу клавир, замолчавший после второй октавы и звенящий громко на ноте «ля»; две колоды игральных карт: от двойки до короля – как не крапь, при любом раскладе нам не выпадет флеш-рояль. И поэтому, Бога ради, уходи, прошу.. Я устал.

И она собирает клочки бумаги, по привычке сметает сор и не смотрит ему в глаза. Всё, что он ещё не сказал – революция / форс-мажор. У неё внутри: двадцать изб, что ещё горят, необъезженных скакунов, чёрных бездн и дыр, на которых не хватит ни стремени, ни заплат, ни воды.
И нет повода, чтоб остаться. И нет смелости, чтоб уйти

Вера.
Сестре...

Её имя - память, рождающая июль;
Густой, застоявшийся воздух "тюремных" комнат.
И каждая клетка чувствительной кожи помнит
Попытку побега и - в рваных лохмотьях - тюль.

Как, кутаясь в плед, притворялась, что крепко спит.
Он хлопает дверью, когда по утрам уходит...
Она обезумела, нервы её на взводе,
И сломаны ногти о кладку бетонных плит.

Её имя - сердце, скулящее за двоих
От вдоха до вдоха саднящих от криков лёгких.
Она прячет в подпол ножи, топоры, отвёртки,
Чтоб он и сегодня оставил её в живых.

Её имя - вера, и, сделав коктейль к шести,
Она не добавит в мартини смертельной ртути.
Она верит, что волшебство непременно будет,
Как в сказках, её тоже скоро должны спасти.

Время..

Я у тебя на слуху, на духу, на словах, всуе и в дневниках, в венах, как наркота..
А у меня – пустота. Четыре угла, два кота: пыль сметай да корми.
Стрелки ползут к семи. Мой собеседник СМИ с телеэкрана вещает вот уже час, а время не лечит нас: ни меня, ни мир. Даже не обнуляет. И мне б на работе гореть, активисткой быть, звонить не только по выходным матери и сестре, а не сидеть с беспомощным и пустым, стеречь свою клеть и не говорить.
Мы не умеем петь.
Мы не умеем жить.
Я распадаюсь на этажи, сплетни, мятную карамель, на лето, зиму, капель с крыш, на автобусы, проходную, на «звонишь-не звонишь», на одну старую и неплохую /единственную удачную/ фотку, где ты стоишь и смеёшься, а я в тонких колготках в минус тридцать. И такие счастливые лица, что вспомнить и зареветь..
Время – проворный стриж.
Время нам – кнут и плеть, что заставляют стареть и тлеть, тратить и дорожить.
Что мы всё обо мне?-
Лучше мне расскажи, чем дышит наш Париж.

Русалочье

Время стирает грани передо мной.
Скоро и я стану старой, выцветшей, неживой.
Нет, в новой жизни не надо небесной манны.
Эй, Всемогущий Городово
Легче крути колесо сансары
И пой.
Сделай меня одуревшей и пьяной от бриза; от солнца - полуслепой;
Пропитанной илом и солью морских глубин.
И если тебе по силам, мой Господин,
Если такое возможно,
Сделай меня одной из ундин
С фарфоровой нежной кожей,
С косами цвета льна /
Словно сошедшую с полотна
Лейтона Фредерика/.
***
Риф из кораллов, красного сердолика и янтаря - мой новый дом, где уютно и хорошо. Я забываю, что было "до": смог и неон городов, бархат и шелк модных платьев, любимый карминовый кардиган.. Да, и шкаф платяной, скрипучий диван, кот, потерявший нюх, - атрибутика старости, период полураспада, время, когда Ты был глух к мольбам, моим ярости и смирению, моему ожиданию ада.
***
Я забываюсь.. Голос мой звонкий и чистый зовет маринистов и рыбаков, на стыке ночи и дня ищущих пристань или маяк.
Господи, сделай так, чтоб они проплыли мимо меня.

После..

После каждого камнепада и ветер тих,
что шатался фланёром у чёрных отвесных скал,
только эхо истошно вопит, точно буйный псих
или, словно какой-нибудь чокнутый маргинал,
разбивая о землю звуки, калечит их.

После сильного шторма у трюма не больше крыс,
чем в дырявом кармане матроса сухих сигар.
Если юнга считает шлюпки, и шкипер скис,
словно в покере шулеру тысячу проиграл,
то корму, как положено, клонит вниз.

После тёплого ливня не лужи, а жидкий шёлк
распадается и разливается под ногой.
Если лекарь наносит на небо прозрачный шов,
если облако вдруг изогнётся цветной дугой,
значит, всё у нас сложится хорошо

▌ <<< Вернуться к списку тем Альманаха