"Одноглазое чудо".

Братец заскочил в уходящий поезд сепаратизма через два года после того, как это перестало быть чем-то новым. Он мирно пережил дома и 14, и 15 год, матеря, конечно, бандеровцев, но не переходя никаких обычных для одесских пьянок границ. Пока его какой-то дружбан не попал в дорожное происшествие.

Я так понял, там было обычное дело. Кто-то кого-то то ли притёр, то ли не пропустил, дел бы на копейку, но противная сторона решила качать и открыла рот до земли. Дружбан понял, что нужно как-то остановить вербальное нападение и позвонил Братцу, чтобы тот просто пришёл и посветил фэйсом, пока они будут там считать реальные деньги. Быт, одним словом, много шума из ничего.

Однако те тоже куда-то перезвонили и приехали особо активные активисты. Это такой род очень специфических личностей, который появился сначала в Киеве, а потом по всей Украине после второй оранжевой революции. Ещё осенью 2013 в городе пошли слухи, что майданные сотни активно обирают предпринимателей под флагом на свои нужды. А на деле прямо на наших глазах начиналась новая волна бандитизма. Но, если в золотые девяностые годы бандиты так и назывались бандиты, а группировались они в бригады, то теперь они радели за майданные ценности, назывались почему-то в СМИ активистами и собирались в какие-то громадские рады какой-то там национальной безпеки. Социальная база особо не поменялась, превалировали спортсмены, если в пехоте, отставные менты, которым всё мало, ну и комсомольцы, которые сейчас уже, конечно, не комсомольцы, но принцип тот же.

А вот идеологическая обработка жертвы вышла, конечно, на новый уровень. Никаких больше лохов по жизни или барыг, только агенты Путина и скрытые сепары. Со старта и на эмоциях никто в наших краях никогда не говорил ничего на украинской мове, а значит, автоматом, Родину не любил. По этой простой причине можно было обилетить кого угодно. Тем более, что зараза-то эта к нам докатилась уже после государственного переворота, когда в высших кабинетах власть поменялась и те, кто туда пришел, особенно в силовых структурах, прозвонили по нисходящей всю цепочку своих теперешних подчиненных. А люди же на работе, и за двадцать лет карнавала уже не думают прямо брать близко к сердцу всё, что там где-то наверху происходит. Были все прокуроры, например, в Партии Регионов, теперь вступят в «Свободу», делов то, ничего страшного, потом выступят.

В уличной практике это означало теперь, что если активисты с оружием отнимают у тебя собственность или хотят кого-то снять с должности, максимально его при этом унизив, то это возмущенные громадяны осуществляют процедуру люстрации. А вот если ты их вдруг решил тоже в ответ ударить или хотя бы остановить, то сразу приезжала какая-нибудь контора и закрывала очередную ячейку пророссийских агентов. Непреодолимая сила, как она есть, во всей своей красоте и славе.

Мрази. Я ощутил ненужный мне сейчас прилив ненависти, холодной, все растворяющей ярости и тонкой, острой тоски от понимания собственного бессилия. Кавказский человек в огромной для него кепке непонимающе посмотрел на меня и попробовал улыбнуться.

Короче говоря, приехали активисты и упаковали Братца с дружбанами в подвал.

Тут надо понимать две вещи. Во-первых, они ж не дети, а Братец сам по себе точно, что не ребенок. Я бы, например, не смог усадить его насильно в машину. Во-вторых, на третьем году победившей всех в стране революции гиднисти, что по-украински означает что-то другое, а по-русски звучит достаточно странно, в Одессе существовали подвалы. На подвал, конечно, это чисто донецкое выражение, но кто-то из активистов вернулся домой после карательных акций и решил воспроизвести элемент субкультуры.

Подвал тут означает не то, что расположено под полом первого этажа, а специально оборудованное помещение для содержания захваченных в плен противников или подозрительных лиц. Ну, и пыток. Народ обычно резвится в меру своей фантазии, собирая туда молотки, пилы, плоскогубцы, забивая в стены и потолки крюки и проводя отдельно воду и электричество.

Мрази, я ж говорю.

Теперь уже я попробовал улыбнуться замотанной с утра барышне на кассе в этих «Продуктах». Как-то не так вышло, наверное, ноль реакции.

В общем, я не вникал, но Братца пытали какими-то батарейками, приставленными не туда, куда надо. Тьфу, блин, да что же я так, действительно, разозлился?

Если б дело было ближе к востоку, где-нибудь в освобожденном Славянске, никто б даже не понял, куда он делся. Потом, может быть, кто-то кого-то осудил бы за военные преступления, в лучшем случае. В самом лучшем даже того, кто их совершил. Но в Одессе тем было стрёмно еще, наверное, и по итогам Братца и пацанов отпустили, основательно попинав. В активистском мозгу не смогла поместиться мысль, что их теперь тоже ждут ответные приключения. Нельзя так себя вести, совсем нельзя, это полное уже какое-то нарушение общественных норм. Но многим кажется, что теперь нормы определяют они, и именно в этом был божественный замысел. Таких нужно, конечно же, попускать.

Одноглазый приполз домой, с матом и алкоголем пришёл в себя, взял трубу, в смысле не телефон, и пошел сторожить обидчиков. То ли он сразу знал, кто где живет, то ли в процессе уже узнал, но это еще раз мне говорит, что те были совсем бесконтрольные и думали, что они короли горы. Но в Одессе есть народное выражение — прислать трубача. Это когда ты идешь по своим делам, а тебе навстречу выскакивает мужик с трубой. Ну или не навстречу, а, допустим, усиленно догоняет. И оно, это выражение, более древнее в обиходе, чем любая националистическая риторика.

Главный из приехавших тогда активистов встретил своего трубача рано утром, выходя на работу. А работал он, как оказалось, в национальной полиции, совмещая охрану правопорядка с поддержкой его же непопулярными методами. Братец погоны рассмотрел только в замахе и менять ничего не стал, механизм уже был запущен. Махнул несколько раз и уехал в тот же день на херсонском автобусе. И ушел через Крым в морскую пехоту.

Так что активисты его не зря жучили, он же оказался скрытый сепаратист. Просто они его авансом поймали, а так у них глаз-алмаз.


Источник:Глава из книги «Непреодолимая
сила»

PS
Как точно и красноречиво описана бытавуха нынешней украины. Та Украина с большой буквы осталась где-то "там" и по этому я понимаю, почему многие стали писать "её с маленькой буквы и называть "укрятиной, уриной, укриной" итд.., жить Людям стало в этой стране не комфортно не только из за экономических проблем, но и из за такой вот специфической украинезации. Или я не прав?