Запах смерти

Мама лежала среди созревших хлебных колосьев в луже крови…
Я уткнулся носом в её живот. Аромат материнского тела перебивал тошнотворный сладковатый запах крови.
Хотелось закрыть глаза и представить, что ничего не случилось и всё будет, как прежде, как было раньше: не будет этих страшных людей с ружьями, не будет выстрелов, не будет этой крови и этого противного запаха.

Чья-то сильная и цепкая ручища крепко схватила меня за шею, оторвала от матери, подняла вверх и развернула.
Я увидел страшного бородатого мужика…
Испугавшись его злобного взгляда, я попытался освободиться, вертя головой, визжа и царапаясь.
Но у меня ничего не получалось…
- Ну, что, волчонок, стоит мне взять ещё один грех на свою и без того пропащую душу или уж хватит с меня? - с ненавистью процедил сквозь сжатые зубы бородатый мужик. – Нет, наверное, не стоит!.. Пожалуй, оставлю я тебя! Все равно сам же здесь и сдохнешь!.. - злорадно усмехнувшись, сказал он, бросил меня обратно на тело матери и ушёл.

Мама лежала неподвижно, словно спала.
Я попробовал разбудить её, тряся за плечо, нежно гладя ладошками по щекам.
Я даже пытался осторожно открыть ей глаза, но всё безуспешно.
Мои крики: «Мама проснись, мама вставай!» - разносились по округе, но их никто не слышал…
Утомившись, я прилёг рядом с мамой, положив голову на её грудь, тёплую и пахнувшую молоком, и уснул.

Не знаю, сколько прошло времени, но очнувшись, я понял, что замерзаю.
Мама была холодная и твёрдая.
Именно тогда я в первый раз почувствовал этот страшный и такой, намертво въевшийся в мой мозг и память, запах смерти.

Я и сейчас, заметно повзрослев, лишь с большим трудом могу описать его словами: навязчивый, сладковатый, напоминающий запах крови, плесени, водорослей и ещё чего-то необъяснимого, вызывающего в сознании чувство холода, страха, безысходности и тоски…
Вот это и есть – запах смерти!

Там на остывшем теле матери меня и нашли добрые люди.
Никаких вещей или документов при нас не было.
Позднее я узнал, что на все вопросы я отвечал одно только слово:
- Мама…
И лишь на вопрос: «Как тебя зовут?»
Я ответил так, как меня назвал тот страшный бородатый мужик:
- Волчонок…
Это и стало моим прозвищем в детдоме, а позднее превратилось в тюремное погоняло: «Волк».

Детдом запомнился холодом и запахом хлорки.
Они были везде: в туалете, в столовой, в коридоре и даже в спальне.
Постельное бельё было холодным и пропитанным хлоркой.
Хлоркой и холодком отдавало и в поведении всех работников детдома, в их отношении к нам - детям.
Исключением была одна нянечка - Баба Шура. От неё одной пахло добротой, и у неё одной в глазах светилась нежность и любовь к лишенным семейного счастья детишкам.

Баба Шура всегда была рядом с нами, помогала во всём.
Когда мы выходили на прогулку, она всегда поправляла воротник моего пальтишка и застёгивала верхнюю пуговицу.
Её глаза с нежностью смотрели на меня, её теплые руки касались моей щеки.

Но однажды от её прикосновения по моей спине пробежали холодные мурашки страха.
Вместо привычного запаха доброты я почувствовал тот приторный и так ужасающий меня запах смерти.

Два последующих дня я всячески старался избегать встреч с Бабой Шурой, обходил её стороной.
Я видел, как она страдала от этого, не понимая моего странного поведения.
Но я не знал, как поступить по-другому, её запах вызывал у меня страх, ужас и отвращение.
На третий день она не пришла на работу…
Хоронили бабу Шуру всем детдомом. На кладбище было холодно и вовсю благоухало смертью...

В конце учебы в школе я влюбился в Олечку.
Однажды она пригласила меня к себе домой и познакомила с родителями.
Но её отец отозвал меня в сторону и прямолинейно заявил, что категорически против моих ухаживаний:
- Детдомовец не пара для моей дочки, - сказал он и потребовал оставить его дочь.
Тут-то я и учуял исходящий от него запах смерти. Мало того, я даже попытался предупредить его об опасности.
Но он не поверил мне, воспринял это, как угрозу и просто выкинул меня из дома.

А через пару дней его убили, и я, конечно же, сделался главным подозреваемым…
Потому-то и оказался в СИЗО!..
Не маленький - я уже был наслышан о тюремных законах и понятиях.
Однако меня сразу удивила неожиданно теплая встреча обитателей камеры: пожатие руки, сочувствия, нижние нары, сигарета и чай.

А вот после того странного чая - резкий провал…
Очнулся я, когда включился свет, и в камеру вошли охранники.
Я и до этого чуял запах смерти, но тут он уже резал мне глаза!..
И я вдруг ощутил посторонний предмет в руке…
Да, это была заточка - меня просто подставили под мокруху.

Разбираться никто не стал: орудие убийства в моих руках, а шестнадцать лет уже исполнилось.
За убийство уже двух человек я получил десять лет тюремного заключения!..

Потом были и ещё «ходки».
В промежутки между ними я пытался хоть что-то узнать о родителях, о причине убийства мамы, найти её могилу.
Тщетно… Никто ничего не знал!.. А если и знал, то просто не хотел помогать бывшему зеку.
Зацепиться на гражданке не получалось: ни родных, ни знакомых, и никакого фарта в жизни. Одно слово – Волк-одиночка.
Тюрьма надолго стала моим домом…

Вступление в ЧВК «Вагнер» я посчитал вторым рождением, появилась возможность заслужить уважение общества, начать новую жизнь.
Но злой рок моих способностей и здесь не давал покоя.

Первым был «Клоун».
Услышав от него запах смерти, я растерялся. Я не знал, как поступить.
Рассказать о предстоящей беде - не поверят и будут насмехаться.
«Клоун» шутил и балагурил, а моя душа сжималась от тоски и бессилия.
Мина прилетела неожиданно. Раскидало всех, кто был рядом, но погиб только он один.

Услышав запах смерти от «Петровича», я настоял не брать его в разведку.
Но и это его не спасло, снаряд попал точно в его окоп.

Предупредил командира с позывным «Филин» об опасности, и его сразила пуля снайпера.

«Волхв» - стало моим позывным…
Бойцы после этого начали меня сторониться, между собой обвиняя меня в связи с дьяволом.
Но ведь ни в бога, ни в черта я не верил. Я сам не понимал, как и почему, но всегда слышал этот запах чужой смерти…

Однако как-то вдруг я услышал запах своей!..
Каким-то внутренним чутьём я понимал это. Словно кто-то свыше заранее внушил мне это ощущение.

Пару дней предчувствие неотвратимой беды леденило душу и сковывало мысли.
Свист падающей мины остановил время и мое сердце.
Как в замедленной съёмке в кино я увидел её прилёт.
Взрывной волной меня подняло вверх и бросило на что-то теплое.
Я вновь, как и тогда, ощутил себя тем ребёнком на теле моей умирающей мамы, когда, закрыв глаза, вдыхал её запах и мечтал, чтобы всё было, как прежде.

Но неожиданно я почувствовал, как мама обняла меня и крепко прижала к своей мягкой и тёплой груди.
- Мама, - прошептал я. - Почему я не умер тогда с тобой? Зачем я остался на этом свете? Почему так сложилась моя никчемная жизнь? Ведь всё было бы по-другому, останься ты живой. Не было бы того холодного детдома, тюрьмы и братвы. Не было бы постоянной обиды на всех, заливаемой большой дозой спиртного. Почему весь мир был против меня? Почему я никогда и никому не был нужен!
А мама только молчала и плакала.

Вдруг рядом послышался голос:
- Нет! Ты нужен был нам! Нужен! Но мы не понимали, как воспользоваться твоим даром, - это говорил «Филин».
А за ним «Клоун», «Петрович» и другие погибшие бойцы отряда по очереди подходили, молча обнимали, хлопали по плечу.

- И мне ты был нужен. Хоть и ершился. А я любила тебя больше других. Пыталась усыновить, но не разрешили, говорили: «Старая ты, помрёшь и не вырастишь парня». Так вот и случилось, - баба Шура стояла рядом, и как всегда её глаза светились нежностью. - А ты ведь знал о моей смерти, но не предупредил.

- И мне ты был нужен! Я же любила тебя! - появилась рядом юная Олечка. - Не удивляйся, что я такая молодая. Я ведь умерла в тот день, когда состоялся тот несправедливый суд над тобой. Годы разлуки я не смогла бы перенести. А ты даже не поинтересовался моей судьбой, выйдя на волю, - Олечка тихо заплакала и пропала.

Тоска сжала мою отходящую в иной мир душу, а отчаянье густой темнотой завертелось вокруг меня, образуя воронку, в которую медленно уплывало моё сознание: терялись мысли, чувства, память...

Но вдруг меня тряхануло, словно в резко остановившемся лифте.
Мама, сжав мою голову руками и глядя прямо в глаза, настойчиво потребовала:
- Не умирай, ты обязан разыскать мою могилу! Отомстить за меня! И ты сможешь сделать это! Ты обязан загладить свою вину перед Бабой Шурой и Олечкой! Ты обязан с пользой применить свой дар!

Мгла понемногу начала рассеиваться, и я услышал:
- Жив, жив наш Волхв! Ещё повоюешь! – это санитар отчаянно тряс мою голову.

Александр Козлов