Попаданцы и их виды

Сюжет для книги:
Попаданец попадает в 1941-й, а там попаданцы сражаются с попаданцами против попаданцев, чтобы остановить попаданцев.
Более того, попаданец из 87-го сражается на одной стороне, против попаданца из 97-го, а попаданцу из 87-го помогает попаданец из 2007-го, но в четвёртой книге попаданцу из 97-го начинает помогать попаданец из 2017-го, а в 5-й книге оказывается, что это всё один и тот же человек из параллельных вселенных, и только он, внук Наполеона и дедушка Сталина, может спасти Нибиру от зомби-крестоносцев.

От попаданцев ныне не продохнуть.
На книжных полках со всех сторон щерятся перекошенные рожи студентов, инженеров, бизнесменов, спецназовцев, реконструкторов и просто «офисного планктона».
Мечом и автоматом они наводят шороху в иных временах и пространствах.
И нет этому нашествию ни конца ни края — особенно если заглянуть в планы отечественных издательств.

Попаданцев сейчас так много, что впору говорить о существовании отдельного фантастического направления, центр популярности которого приходится именно на Россию.
Нет, «за бугром» подобных книг тоже немало, но такого засилья всё-таки не наблюдается.

Попробуем разобрать это востребованное публикой явление по винтикам: нырнём в истоки, рассмотрим под микроскопом штампы, отметим самых знаменитых и нетипичных представителей...

Сначала договоримся о терминологии.
Что можно считать типичной историей про попаданцев?

Подвиги обвешанных оружием и специальными навыками профессионалов из Патруля Времени и прочих секрет-сервисов идут мимо.
Так же как и приключения гениальных изобретателей или просто счастливых обладателей «машин времени», свободно ныряющих туда-сюда в бурном потоке Хроноса.
Похождения этих субъектов числятся по ведомству хронооперы, которая, хотя и сродни попаданческой фантастике, имеет существенные отличия.

Главный признак типичной попаданческой истории блестяще передаётся фразой из кинокомедии «Бриллиантовая рука»: шёл, упал, потерял сознание, очнулся, гипс.
Обычный человек, один из нас — школьник, студент, доцент, охранник, бандит, сотрудник компетентных или некомпетентных органов, оператор машинного доения, учитель начальных классов, укротитель тигров и так далее — внезапно и необъяснимым образом попадает.
И попадает крепко, по самые уши.
В прошлое, будущее, параллельный мир, альтернативную реальность или Страну дураков...

Естественно, герой попадает не просто кругозор расширить, а ради приключений — от глобального изменения хода истории до простых как мычание действий вроде отрывания голов у записных плохишей.
В общем, любой каприз за ваши деньги.

И здесь, в попытке осмыслить приём попаданчества, мы со всего маху натыкаемся на Его Величество Штамп.
Точнее, на целых две магистральные штампованные схемы, которые использует большинство авторов попаданческих баек.
В первом случае герой попадает куда-нибудь «а-ля натюрель», в своём теле.
Во втором — переносится только сознание героя, вселяясь в тело аборигена.
Каждая схема имеет собственное двойное дно и свои уловки, сполна используемые авторами.

Попаданец «в натуре»

Представим себя любимых на месте попаданца, который неведомо как перенёсся, скажем, в эпоху Ивана Грозного.
Вот что мы знаем о тех временах?
Мы, обычные люди, без интернета под рукой?
Можете сразу, без подготовки, назвать годы правления Ивана Васильевича?
Видных деятелей той эпохи?
А как тогда люди обращались друг к другу?
Какие были обычаи?

Вопросов масса и 99% останутся без ответа.
Даже язык, на котором говорили жители Московии XVI века, сильно отличается от современного русского, и при встрече с аборигенами болтовнёй в духе «Ой ты гой еси, добрый молодец» не отделаешься.

И вот перед нашими глазами мир Грозного, которого сейчас одни называют сумасшедшим упырём, а другие — великим государем.
А вот — мы, в джинсах, разрисованной майке, с мобильником, банкой пива, кучей бесполезной дребедени в карманах и типичным для «офисного хомячка» багажом знаний, почерпнутых из полузабытой школьной программы, фильмов и развлекательных книжек.
А на горизонте уже маячат несколько до зубов вооружённых всадников, сурового вида мужиков, к сёдлам которых приторочены предметы, подозрительно напоминающие собачьи головы.

И каков наш шанс на выживание?
Ежели без поддавков — ноль целых хрен десятых.
Даже если мы столкнёмся не с опричниками, а с обычными холопами, те, взглянув на наши диковинные шмотки и заслышав непривычную речь, повяжут подозрительных «немцев» или просто прибьют — так, на всякий случай...

Но авторы попаданческих историй — те ещё хитрые бестии!
Они отлично понимают, что ежели писать о попаданцах серьёзно, по гамбургскому счёту, то материала хватит разве что на коротенький рассказ с моралью «не ходите, дети, в Африку гулять».

Потому в прошлое (или куда там ещё) герои попадают не простые.
Во времена викингов или Батыева нашествия отправляется крутой спецназовец, способный могучим ударом в печень навеки упокоить любого берсерка или богатура.
В гости к Ивану Грозному наведывается мастер исторического фехтования и матёрый реконструктор, который может и от патруля опричников отбиться, и с точностью до миллисекунды назвать время, когда вышеупомянутый царь-батюшка убил строптивого сыночка, — мало ли что в хозяйстве сгодится?
Ну а если герой ночью, с закрытыми глазами и на хохдойче способен описать форму гауптштурмфюрера из дивизии «Мёртвая Голова», ему прямая дорога в «Волчье Логово», щёлкать каблуками начищенных сапог, разыгрывая партайгеноссе фон Штирлица.

В прошлое попадают герои не простые, а спецназовцы, историки или реконструкторы.

И никаких новаций и экспериментов!

Однако у «натуральной» схемы есть один существенный изъян — с целевой аудиторией проблема.
Всё-таки большинство из нас, как писал классик, «учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь».
То есть реконструкторы, спецназовцы и фанаты «заклёпкометрии» составляют небольшой процент от потребителей попаданческих историй.
И подвиги «спецов» не позволяют обычному читателю по-настоящему сублимировать свою жажду приключений.
Именно поэтому ныне гораздо больше востребована вторая схема фантастики о попаданцах.

Попаданец-паразит

Итак, поехали мы навестить бабушкин домик в деревне, попить парного молочка или свежесваренного первачка и, немного не рассчитав свои хлипкие городские силы, прикорнули на сеновале.
А продрали глаза уже в теле английского рыцаря времён Столетней войны, офицера наполеоновской армии, вождя орков или даже товарища Сталина.
Во попали!

Достоинства такой схемы лежат на поверхности.
Герою не нужно завоёвывать себе место под солнцем иного пространства-времени — это место уже у него имеется.
Можно спокойно вживаться в эпоху, стараясь просто сохранить голову на плечах, или всеми силами повышать статус своего носителя.
А если вместилищем попаданца становится известная личность, велик соблазн изменить ход истории...

При использовании такой схемы авторы могут особо не заморачиваться «скользкими» вопросами — к примеру, откуда недоросль Васятка, ставший сэром Базилем де Буагильбером, знает норманнскую речь или почему он способен назубок перечислить членов династии Плантагенетов до двенадцатого колена.

«Попаданцы-паразиты», как правило, перенимают знания и умения своего носителя.

Оказался в теле рыцаря из армии Чёрного Принца — непременно будешь мэтром геральдики и мастером боя на мечах.
Стал остроухим красавчиком — получи знание эльфийского, зоркий глаз, неземной голос и талант к чародейству.
Ну а если свезло попасть в товарища Сталина, то усы, грузинский акцент, информация о всеобщей подноготной и прочие прелести никуда не убегут.
Как удобно!

Схема «попаданец-паразит» в нашей фантастике ныне явно доминирует.
Ибо многим авторам (особенно молодым) элементарно лень обосновывать свои фантазии.
А уж какой простор для сублимирования желаний «офисного планктона»!
Любой «белый воротничок» может стать хоть Наполеоном, хоть Гитлером!
И напрягаться особо не надо, и в психушку не загремишь...

Минус «паразитской» схемы — в однообразии.
Ведь, чтобы выделиться из серой массы, мало просто напихать в текст информации из Википедии — нужны более глубокие знания, к тому же изложенные увлекательно, с подкупающей достоверностью.
И очень невелико число авторов, способных заинтересовать читателя по-настоящему яркими реалиями увиденной «изнутри» эпохи.

Но пока эта схема ещё не приелась, потому идёт вал подобных книжек.
Особенно востребованы непростые моменты нашей истории — революция, «гражданка», Великая Отечественная.

Первопроходцем, завоевавшим широкую популярность, стал майор-десантник Станислав Сварог, который волею Александра Бушкова перенёсся в магический мир и подмял его под себя.

Среди отечественных авторов схема Сварога на многие годы стала канонической — тем более что львиная доля попаданцев конца прошлого века оказывалась в фэнтезийных мирах.
С лёгкой руки Бушкова в нежданно-негаданные странствия пачками отправлялись десантники и просто военные, спецагенты и спецназовцы, милиционеры и «реальные пацаны» — короче, представители сурового племени «людей с ружьём».

Второй по распространённости когортой попаданцев оказались ролевики — вероятно, из-за искренней убеждённости, что играющие в эльфов мальчики и девочки с лёгкостью уделают любого гоблина, колдуна или даже бога.
Особенно если в руки резвого молодняка «случайно» попадут зачарованные мечи и заклинания массового поражения.

Впрочем, время от времени в иные миры наведывались не только «спецы» и «толкинутые».
Так, одновременно со Сварогом простой паренёк Сергей неожиданно отправился приключаться в далёкую-далёкую галактику («Лорд с планеты Земля» Сергея Лукьяненко).
Ещё раньше, в «Рыцарях Сорока Островов» того же Лукьяненко, целая толпа обычных подростков оказалась невольными участниками жестокого инопланетного эксперимента в неведомом мире.

В начале 2000-х стало ясно: однотипные приключения «знатоков» публике поднадоели.
Поэтому героями попаданческих книг всё чаще становились «такие же, как мы».

Среди наиболее популярных историй о похождениях обычных людей отметим эклектичный «мальчиковый» цикл Виталия Зыкова «Безымянный раб», который вместил в себя сразу несколько традиционных фэнтезийных поджанров — от квеста до военной эпопеи.
Стоит упомянуть и авантюрную романтику Оксаны Панкеевой «Хроники странного королевства», которая во многом послужила истоком баек о дамочках разной степени стервозности, ищущих в сказочных мирах свой ломоть простого бабского счастья.
Естественно, за спинами добившихся массового успеха Зыкова и Панкеевой толпились легионы подражателей...

Расширялся и ареал обитания попаданцев.
Всё чаще полем их деятельности становилась история России разной степени отдалённости.
Александр Прозоров открыл длиннющий межавторский цикл «Боярская сотня», в котором во времена Ивана Грозного перенёсся целый табор реконструкторов.
Причём буквально с первых же страниц количество переселенцев в прошлое стало стремительно сокращаться руками аборигенов — это было ново.

Именно Прозоров, кстати, стал одним из первых наших авторов, кто применил схему «попаданец-паразит», в цикле «Князь» переселив ум пятнадцатилетнего современника в тело боярского сынка из времён того же Ивана Васильевича.
Иной стороной повернул эту ситуацию Евгений Красницкий в ярком цикле «Отрок» — сознание вполне взрослого человека, толкового специалиста по теории управления, оказалось в теле древнерусского подростка.

Постепенно вал попаданческих книг приобрёл характер цунами.

В 2010-е они буквально захлестнули отечественную фантастику.
Причём резкое увеличение количества привело к закономерному снижению качества.
И если поначалу попаданцы баловались в далёком прошлом, то ныне они всё чаще наведываются во времена не столь отдалённые.
Вне конкуренции события XX века — особенно востребована Великая Отечественная война, да и весь сталинский период в целом.

Ну что ж: писатель пописывает, читатель почитывает, оба довольны.
А уж как доволен издатель — словами не передать.

Потому что попаданчество — действительно лишь приём: можно сочинить едкую сатиру, увлекательный детектив, познавательную историческую прозу, горькое предупреждение, возвышенную романтическую историю, лихое приключение...
А можно лишь компенсировать собственные комплексы.

Попаданец пытается изменить мир или создать в этом мире свой маленький мирок, где ему комфортно.
Читатель всегда ставит себя на место главного героя, а у главного героя всё получается легко и быстро, отсюда реакция «хочу туда», там я не дизайнер, а почти бог.
Никаких моральных дилемм и философских сюжетов, всё понятно по обложке.
Особняком стоят только книги, где автор попадает в самого себя в молодости и меняет свою судьбу.
Книги, где осведомлённый главный герой знает, что произойдет в будущем, и меняет историю — того же типа, просто это уже осознание не своих ошибок, а ошибок общества.

Одним словом, причина популярности попаданцев — в стремлении объяснить, что с этим миром не так, и начать его модернизировать и перестраивать под себя.

Первые попаданцы

Первыми авторами попаданческой литературы были Джонатан Свифт и Марк Твен.

Свифт использовал попаданчество в целях нравственно-политической сатиры, изобличая современные ему пороки под прикрытием маски из лилипутов, великанов, рыцарей, министров фантастических стран: Лемюэль Гулливер попадает после кораблекрушения в Лилипутию, страну великанов и другие несуществующие государства.
Сюжет романа Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» заложил основу классического канона попаданческой литературы.
Хэнки Морган из Америки конца XIX века в драке получает удар по голове, теряет сознание, а, очнувшись, оказывается при дворе британского короля Артура в V веке.
Хитрый и предприимчивый янки занимает привилегированное место волшебника, сместив старика Мерлина и используя знания и достижения современных автору науки и техники, начинает менять средневековое общество и строить цивилизацию: в его арсенале — порох, громоотвод, телефон, телеграф, производство мыла и т. д.
Твен высмеивает средневековые рыцарские романы, а также критикует монархизм, развращенное дворянство, лицемерие и ложь феодалов и церковников (это произведение вошло в историю как образец американской сатиры).

Однако сатира — далеко не всегда главный мотив для отправки обыкновенного героя в другие миры: зачастую этот прием используется в развлекательных целях, герой меняет ход истории, а автор затягивает читателя в мир безграничных человеческих возможностей.

Другими классическими попаданцами можно считать Джона Гордона из романов Эдмонда Гамильтона и Джона Картера из произведений Эдгара Райса Берроуза.

Мастером детективного попаданчества стал Джон Диксон Карр: в его романе «Дьявол в бархате» умирающий от тяжёлого заболевания профессор Николас Фэнтон заключает договор с дьяволом, переселяется из Великобритании 1920-х годов в эпоху Реставрации Стюартов и становится английским дворянином.

Также по всем канонам попаданчества и под влиянием Конан Дойла написан роман Карра «Огонь, гори!»: сыщик Скотленд-Ярда Джон Чевиот переносится в прошлое и расследует загадочные преступления.

В серьёзной литературе писатели-фантасты всегда критически относились к альтернативной истории и проповедовали принцип невмешательства: одна роковая ошибка попаданца могла привести к трагическим последствиям.
Так, в рассказе Рея Брэдбери «И грянул гром» гибель бабочки в доисторическом лесу из-за вмешательства попаданцев приводит к фатальным переменам.
Или, скажем, в романе Стивена Кинга «11/22/63» школьный учитель Джейк Эппинг случайно обнаруживает временной портал и отправляется в прошлое, чтобы спасти президента Джона Кеннеди.
Ему это удаётся, но, вернувшись в настоящее, Джейк обнаруживает мир в состоянии ядерного постапокалипсиса: спасённый им Кеннеди развязал Третью мировую, отравившую планету радиацией, и в результате учителю приходится вернуть всё на свои места.

Элементы попаданческой литературы встречаются в романах Герберта Уэллса «Люди как боги» и «Чудесное посещение».
Мечта о путешествиях во времени вдохновила культовую серию фильмов «Назад в будущее», и даже далёкие от фантастической литературы читатели знакомы с «Алисой в Стране чудес» и «Волшебником Изумрудного города» (или «Волшебником страны Оз») — это так называемое фэнтезийное попаданчество, как и в «Хрониках Нарнии».

Истоки русской литературы о попаданцах

В России первым каноническим автором попаданческой литературы стал Фаддей Венедиктович Булгарин — адресат эпиграмм Пушкина, написавший весьма популярный в своё время плутовской роман «Иван Выжигин».
В 1824 году Булгарин публикует повесть «Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в ХХIX веке», главный герой которой во время морской прогулки неожиданно упал в воду и оказался в 2824 году в городе Надежин в Сибири.
Булгарин описывает общество будущего со всевозможными благами цивилизации и достижениями науки в духе эпохи Просвещения.

В советской литературе попаданцы, как правило, оказывались в светлом коммунистическом будущем.
Так, в советской утопии «Страна Гонгури» Вивиана Итина (1922) молодой революционер Гелий с помощью гипноза переносится из тюрьмы на две тысячи лет вперёд: советский человек за двадцать веков достиг небывалого расцвета цивилизации, человечеству доступны путешествия на другие планеты, а основными занятиями являются наука и искусство.
Лазарь Лагин, автор «Старика Хоттабыча», написал в 1957 году канонический попаданческий роман «Голубой человек», герой которого, Георгий Антошин, советский рабочий и студент-заочник, необъяснимым путем попадает в Москву 1894 года.
Образованный юноша внезапно становится крестьянином Егором в царской России конца XIX века: Александра Ульянова уже повесили, а Володя Ульянов известен пока только узкому кругу подпольщиков и в качестве «брата повешенного».

Образ советского цивилизатора можно найти в «Бесцеремонном романе» (1926) Вениамина Гиршгорна, Иосифа Келлера и Бориса Липатова.
Герой книги товарищ Владычин создаёт машину времени и отправляется прямиком в 18 июня 1815 года, чтобы спасти Наполеона при Ватерлоо и обеспечить всему человечеству светлое будущее.
Владычин (или князь Ватерлоо) втирается в доверие к императору, становится серым кардиналом и начинает верховодить делами Франции.
В результате нескольких лет его политической деятельности в стране появляются железные дороги, подводные лодки, синематограф.
Владычин оказывается при этом ещё и ловким дипломатом, героем-любовником и яростным революционером.

Советское попаданчество внесло вклад в канонический образ героя-модернизатора, а подобные романы напоминали возрожденческие утопии в духе Томаса Мора.

Сатирическое попаданчество мы видим в пьесе Михаила Булгакова, по которой был поставлен популярный фильм «Иван Васильевич меняет профессию»: его герои, Иван Васильевич Бунша и Жорж Милославский, вполне справедливо оказываются в русском Средневековье.

Стругацкие обращались к попаданчеству для критики тоталитаризма в повести «Попытка к бегству», главный герой которой, Репнин, в 2250 году из нацистского концлагеря попадает в Мир полудня, то есть развитого коммунизма (первоначально герой бежал из советского лагеря, но по понятным причинам его пришлось заменить на фашистский).

Стругацкие придали попаданчеству особый исторический смысл — бегство от истории не решит проблемы вины человечества за преступления, и ни от себя, ни от времени сбежать не получится.
Такой же лейтмотив мы видим в программной повести братьев-фантастов, «Трудно быть богом», где дон Румата, несмотря на все цивилизационные навыки и знания, не смог совладать с тоталитарной машиной.

Впрочем, наши современники, сочиняющие новую альтернативную историю, делают совершенно противоположные выводы: у них Сталин становится победителем, а светлое имперское будущее России — не за горами.

Альтернативные миры, описанные в российской попаданческой литературе 1990-х годов, тесно связаны с идеологией, политическими взглядами авторов и сменой картины мира в целом.

Появилась целая плеяда авторов-имперцев, сталинистов и антиглобалистов.
Герои их произведений стремятся помочь авторитарному властителю (царю, императору, Сталину) в военных действиях и в конечном счёте в завоевании всего мира.

Попаданцы-патриоты изменяют прошлое, чтобы усилить авторитарное правление, подначивают продолжать войну и уничтожить корень зла — Америку, и, как правило, оказываются в СССР в разгар Великой Отечественной войны.

Например, в серии книг Владислава Конюшевского под названием «Попытка возврата» герой, обладающий военными и техническими навыками, выступает в роли советника Сталина.

Герой романа Сергея Буркатовского «Вчера будет война» — обычный веб-дизайнер и никак не супермен.
Сыграв роль советника Сталина на начальном этапе, он уходит на фронт и погибает там, как и миллионы советских людей.

В романе Вадима Мельнюшкина «Взрывник. Заброшенный в 1941 год» герой, оказавшись в тылу вермахта, собирает партизанский отряд и устраивает диверсионную войну, благодаря своим научно-техническим знаниям он изобретает невиданное оружие.
Взлетают на воздух мосты, катятся под откос эшелоны с техникой и боеприпасами, пылают вражеские аэродромы, гибнут в засадах полицаи.

Пласт сталинистской попаданческой литературы возник из-за ностальгии по всемогущему государству: в альтернативном мире Россия побеждает не только гитлеровскую Германию, но и вообще всех врагов, завоевывает все страны и создает военно-полицейскую утопическую империю с развитыми технологиями и космической мощью.

США в попаданческой литературе — зачастую главный враг, поэтому целью становится уничтожение «Империи Зла» и установление нового мирового порядка.
Этой теме посвящен роман Юрия Козенкова «Крушение Америки», главный персонаж которого, русский предприниматель-миллиардер, целью своей жизни считает наказание США за разрушение и ограбление России.
С помощью резидентуры в Соединенных Штатах он выходит на влиятельных и богатых американцев, стремящихся отделить свои штаты от продажного Вашингтона и понимающих, куда завели их страну воротилы мирового капитала.
Он находит в Европе, Ираке и Ливии единомышленников, богатых людей, ненавидящих Америку и горящих жаждой мести.
В результате все они объединяются и разрабатывают глобальную стратегическую операцию против стремящейся к мировой гегемонии Америки и бросают на борьбу с ней свои капиталы.

Фашистское будущее описано в романе Олега Дивого «Выбраковка».
В аннотации к роману рисуется «светлое будущее», о котором мечтает каждый:

«В этой стране больше нет преступности и нищеты.
Её столица — самый безопасный город мира.
Здесь не бросают окурки мимо урны, моют тротуары с мылом, а пьяных развозит по домам Служба Доставки.
Московский воздух безупречно чист, у каждого есть работа, доллар стоит шестьдесят копеек.
За каких-то пять-семь лет Славянский Союз построил „экономическое чудо“, добившись настоящего процветания.
Спросите любого здесь, счастлив ли он, и вам ответят „да!“.
Ответят честно.
А всего-то и нужно было для счастья — разобраться, кто именно мешает нам жить по-людски.
Кто истинный враг народа».

В книге описывается практика «выбраковки» — выявление и зачистка «отбросов общества».

Тему восхваления силы и мощи полицейского государства продолжает Виктор Косенков в книге «Новый порядок»: в России появляется новая силовая структура ОЗГИ (Организация по защите государственных интересов), которая ликвидирует врагов и борется за коммунизм — правда, главных герой книги мечтает, чтобы все идеи в мире были русскими.

Более серьёзные имперские амбиции реализуются в романах, основная идея которых состоит в реставрации монархии.
Всё начинается в 1990-е: порядок некоторые авторы видят в установлении исламского государства будущего (вроде того, что возникло в Иране в результате Исламской революции).
Самым видным представителем исламской альтернативной истории является Юрий Никитин.

В романах Никитина «Ярость» и «Империя зла», относящихся к знаменитому циклу «Русские идут», спасение, равенство и процветание приходят с новым исламом — религией всех угнетенных народов России.
От исламского проекта Юрий Никитин переходит к вариациям на тему языческого будущего: наибольшей популярностью у его фанатов, реконструкторов и геймеров пользуется роман «Скифы», в котором обычные блогеры, озабоченные судьбами родины, приходят к выводу, что развал России и деградация её населения приняли необратимый характер.
Тогда они решают «взамен этой нелепой Руси, что везде мордой о все камни», воссоздать великую Скифию — могучую и непобедимую державу.

Продолжателем исламского проекта стал Владимир Михайлов.
В романе «Вариант „И“» он говорит о пользе абсолютной монархии для России и разворачивает её путь в сторону Востока, а попаданческая империя получает название «Исламида».

Конец 1990-х и 2000-е — время мечты о стабильности после затяжного социально-экономического кризиса.
Споры о судьбах России с экранов телевизора и евразийские реваншистские концепции повлияли и на мифологию фантастических романов.

Либеральное попаданчество

Впрочем, сталинистским и имперским попаданчеством дело не исчерпывается: иногда в подобной литературе встречаются герои с либерально-демократическими взглядами, интеллигенты-модернизаторы, преобразующие Россию.
Как правило, этот тип заимствуется из произведений Стругацких.
Альтернативная история для либералов — это когда российский престол вместо Петра Первого занимает Софья, одерживает победу прозападный Лжедмитрий, а в Гражданской войне одерживают верх белогвардейцы.
В результате такого попандачества возникает свободная цивилизованная Россия с западными ценностями.

В романах Дмитрия Беразинского «Путь, исполненный отваги» и «По ту сторону чёрной дыры» после Петра Первого на престол восходит Софья.
У Дмитрия Шидловского в романе «Орден» современный экономист-аналитик попадает в прогерманское государство Северороссия XIV века, возникшее на северо-западе Руси из-за того, что Александра Невского отравили.

Либеральные попаданцы действуют в цикле Василия Звягинцева «Одиссей покидает Итаку»: группа интеллигентов конца 1980-х попадает в альтернативную ветвь истории, получает доступ к инопланетным технологиям, переигрывает Гражданскую войну и создает свою цивилизацию.
Герои встречаются с агентами инопланетных цивилизаций, которые тайно живут под видом людей на Земле и путем скрытых воздействий на события пытаются повлиять на ход человеческой истории.

Цикл состоит из двадцати романов, описывающих мир Гиперсети — многомерной структуры, похожей на устройство компьютера или матрицу, в которой каждая из существующих реальностей — лишь один из элементов.
Реальности могут разветвляться, появляться, исчезать, между ними возможно перемещение.
Обладающие соответствующими способностями разумные существа могут силой своего желания творить новые реальности и влиять на ход истории в существующих.
Выбравшись за пределы собственной реальности, герои сначала просто живут в предложенных условиях, а затем начинают целенаправленно воздействовать на происходящие события, творя новую историю мира.
Главная идея либерального попаданчества — модернизация России и становление сверхцивилизации, в которой соблюдаются юридические и моральные законы.
Герой-попаданец в такой истории в отличие от сталинистов и имперцев — учёный-интеллигент, а его главная цель — изменить историю и мир к лучшему.

В этом плане интересна американская альтернативная история, популярные в ней темы — открытие Америки Колумбом, Гражданская война и помощь конфедератам.

Американские фантасты в отличие от российских модернизаторов, меняющих ход истории, бережно относятся к самому принципу историчности и стараются не вмешиваться в ход событий.
Идеологически американские попаданцы нацелены на исправление грехов нации — таких, например, как работорговля и расизм.
Известный автор Гарри Норман Тертлдав, у которого с 1997 по 2007 годы вышли одиннадцать романов альтернативно-исторического цикла «Великая война», рассказывающего о противостоянии северян и южан, в ходе которого южные штаты сумели отстоять свою независимость.
Несмотря на симпатии автора к Югу, автор высмеивает и критикует расизм.
В одном из романов этого цикла попаданцы — отрицательные персонажи, куклуксклановцы из расистской организации Движение сопротивления африканеров, на машине времени отправляются из 2014 года в 1864-й и привозят с собой новейшее оружие для армии южан.

Попаданцы — злодеи и завоеватели, они хотят одного — победы белой расы, а героем оказывается генерал Ли, который мечтает стать президентом, разбивает с помощью нового оружия армию северян и берет в плен Линкольна.
Однако расизм попаданцев из будущего выглядит дико даже в условиях рабовладельческого Юга.
Чтобы вывести Конфедерацию на путь прогресса, Ли, став президентом, перенимает идеи своего противника Линкольна и начинает борьбу за отмену рабства, а попаданцы терпят поражение.

Попаданки в поисках «женского счастья». Феминистское попаданчество

Наконец, о феномене женского попаданчества: «альфа-самки».

Тут появляются патриархальные стереотипы: героиня якобы должна встретить прекрасного принца, чтобы стать счастливой.
Несмотря на навыки, ум и силу в конечном итоге женщина стремится обрести счастье в романтических отношениях.

В своей основе фэнтези патриархально.
У Толкиена прекрасно выстроенный, чистый патриархальный мир.
То есть ты можешь быть в этом мире воительницей, но только потому, что с твоей жизнью что-то не так.
Затем нужный мужчина поговорит с тобой, и станет хорошо — ты займёшься целительством.
В женском фэнтези героиня сама выбирает свою судьбу.
Но какая она, героиня?
Часто это вздорная и взбалмошная девушка.
В её капризе — её сила.
Она агрессивна.
Она строит королей, принцев, демонов, фрейлин и фрейлинских левреток.
И есть ведь ещё сюжет, когда женщина, попадая в новый, дивный мир, тут же оказывается объектом внимания всех мало-мальски интересных героев мужского пола.
Вот она, вчерашняя наша современница-горожанка, пролетает через чёрный тоннель, и вдруг все её любят, и желают, и жаждут.
И какой-нибудь прекрасный эльф, и орк, и вампир.
И читатели невольно задают вопросы: „Как? Что же в ней такого, что все эти удивительные существа, эти достойные, в общем, мужчины, привязываются к этой грубой, нервной женщине с трудной судьбой?“

Да, с другой стороны, героиня всегда динамична, она приносит в волшебный мир новый порядок или основы бухгалтерского счёта.
Это всегда радует.
Но самостоятельная или жаждущая самостоятельности дева всё равно хочет любви и под венец.
В этом естественное отражение актуальной у нас гендерной установки, в рамках которой женщина должна быть сильной, многозадачной и замужней.

Особой популярностью пользуется сюжет, в котором женщина обладает магическими силами, она колдунья, ведьма, умна, красива, молода, а альтернативная реальность наполнена драконами, принцами и магами.

В таком попаданчестве практически нет истории и идеологии, а романы напоминают фантастические сказки со счастливым концом.

Таким образом, альтернативная история или литература попаданчества связана сегодня с коллективной исторической памятью: с одной стороны, писатели-фантасты берут на себя миссию по исправлению ошибок человечества (меняют ход войн, революций, воскрешают и убивают тиранов), с другой стороны — это литература эскапизма, ухода от обыденности в иные миры, а популярность сталинской и имперской фантастики связана с травмой крушения СССР и возникших на этой почве реваншистских настроений.

А некоторые откровенно развлекают.
Что тоже здорово!

P.S. Ничего не буду иметь против лайков