о группе Rammstein 
Я никогда не забуду первые концерты. Мы попытались привлечь внимание, но не ради самого внимания. Просто что-то подвигало нас. Я обозначил бы это как "сила Rammstein". Происходило вот что: в концертных залах было около сотни людей, при возможности вместить тысячу, оставалась еще масса места. Мы запускали туман в зал, выключали свет, я одевал рубашку с капюшоном, и в моих руках была канистра с бензином, заранее купленным на бензоколонке. И вот я, в тумане, скрытый капюшоном, появлялся между людей и осторожно выливал бензин. Когда все было готово, я делал знак сцене, и начиналась первая песня шоу. У Тилля в руках была маленькая ракета и он стрелял ею в самом начале песни точно между людей, так, чтобы бензин загорелся. Затем все шло своим чередом.
Это был наш обычай, и у людей просто улучшалось настроение. На концерте каждый скучает по хорошей группе, будь то какой-нибудь идиот из кабинки звукоинженеров или обычный слушатель. Все радуются, если они, наконец, увидели интересную группу, и все радуются, если происходит то, чего они не ожидали. И еще каждый рад, что ему удалось выжить в таком происшествии. Это такое хорошее чувство. Человек ищет активного действия и чего-нибудь безумного, и это то, что люди тогда получали от нашего шоу. Как-то был "торговый тур". Это когда играют в данном городе не публично, а делают закрытое выступление, на которое приглашены только городские оптовые и розничные продавцы дисков.
Нам говорили: "Не надо больше этого, с бензином". Но, когда наше действо запускалось, оказывалось, что мы просто должны делать это. Я не знаю почему. Во всяком случае, в один из вечеров мы снова это сделали, и глупейшим образом обожгли женщину из мюнхенского магазина дисков. Она была одета в нейлон. Он оплавился, она обожгла ноги и попала в больницу. Наша фирма звукозаписи была вынуждена оплатить ей отпуск. Нам снова сказали, что если мы завтра это повторим, то можем отправляться восвояси. Как ни странно, мы снова сделали это. Сейчас это звучит так, будто мы просто упрямились, но, собственно, иначе просто не выходило; мы просто должны были так делать.
Как-то дело дошло до памятной встречи представителей звукозаписи, когда они раз в год встречаются и вздрызг напиваются. Гостям там скучно, так как компании звукозаписи представляют друг другу свои новые проекты. Это ни одной сволочи не интересно. При этом мы должны были сопровождать эту вечеринку в маленьком трактире с тупой сценой, где все обшито деревянными панелями и все такое. Тилль и Флаке ездили верхом друг на друге вокруг бара с неоновой лампой и разбили ее вдребезги. Тут все загорелось, и наше настроение сразу улучшилось. От происходящего все обрадовались, даже эти жирные ленивые торговцы пластинками, которые с таким же успехом могли бы и машины продавать. Мы, кстати, часто замечаем, что неосознанно вскрываем подавленные эмоции в окружающих.
Нормальная западная группа ориентирована чисто по-коммерчески. Она хочет продавать диски, каждый хочет этого. Оппортунизм этих групп безжалостен, 95% из них делают то, что от них требуют, они приспособленцы. Мы же все явились из ГДР. Там совсем другая система ценностей. Поиск грани. Не ради провокации, а ради конфронтации. Это, я верю, особенно увлекательно. Провокация скучна. Она разоблачает себя слишком быстро и слишком искусственна. Для нас же были важны два вопроса: "что делают другие?" - мы не должны были это повторять - и "что другие делают неправильно?". Это была наша исходная позиция, относительно простая в постановке вопроса, но тяжелая в реализации.
Прежде чем все началось с Rammstein, мы все, собственно, были более или менее нормальны. Внезапно, же все группы, которые мы раньше знали, зазвучали для нас плохо. Это было так комично... Представляешь, что тебе переключили что-то в голове. Тебе остается только стать лучше других, если ты воспринимаешь принятое, привычное как плохое. Я сразу слышал неточности в существующей музыке. Я слышал плохие переходы, я видел плохой свет на сцене, слышал плохие звуки, я слышал плохой рефрен, я видел плохие шоу. Внезапно все вокруг стало плохим, и это почувствовали все мы. Вследствие этого возросло требование к собственному высокому качеству. Требование к самому себе нельзя привить искусственно, оно либо есть, либо его нет.
В противоположность другим группам, успех для нас был не самое важное. Мы хотели делать хорошую музыку. Мы больше не хотели музыки и текстов, которые доходят до большинства людей. Наверное, никто по-настоящему не любил ГДР, пока жил там. Это справедливо и для меня. Но когда я увидел внешний глянец Запада, то вскоре стал думать: "надо это порушить".
Я думаю, что Восток произвел больше индивидуальностей. У нас было больше трусов и больше мужественных, мы не воспроизводили среднюю массу как Запад. Восток - это более жизнеутверждающая система. Не такая холодная и мертвая. Восток - как пьяница. Он более оригинален, в нем больше жизни. Восток более реальный и коммуникативный, он грубее. Rammstein никогда не появился бы на западе.
Вот еще маленький и важный эпизод из нашей жизни, который очень типичен для нас. Мы придерживались двух линий. Во-первых, мы делали, полагаясь на старые связи, концерты в провинции, и, во-вторых, мы работали с компанией звукозаписи. Мы уже начали играть как группа в местечковых залах, одновременно ведя переговоры со звукозаписью. Однажды мы прибыли в одну деревню и застали тамошнего организатора, сидящим пьяным в ванне. Заказанное нами оборудование было в таком состоянии, что мы выпали в осадок. Мы подумали: "Нее, мы не выставим себя посмешищем с этим дискотечным снаряжением, мы не сделаем этого". Но организатор думал: "Раз группа здесь, значит они сыграют".
Обычно, все так и поступали, но в тот раз было не так. Правда, мы разделились во мнении: трое из нас хотели ехать домой сразу, а трое - остаться на ночлег. Обычное дело. Как бы то ни было, мы все-таки тогда уехали и сыграли в Берлинском клубе Knaak. Так мы и познакомились с нашим теперешним менеджером. Если бы не это, мы, вероятно, до сих пор играли бы по деревням. Таким образом, наша карьера двигалась, не смотря на то, что иногда мы делали то, что нельзя.
К примеру, были мы раз на MTV в Лондоне. Мы прибыли, и были встречены, как последняя задница. Мы выложили наши вещи и тотчас заимели проблемы из-за нашей пиротехники. Сначала сказали: "это можно использовать", а затем "без пиротехники". Мы сказали, что тогда съезжаем, нам ответили: "Пока". Мы заспорили между собой за и против отъезда. Мы договаривались, что мы сыграем две песни: первую как обычно, а во второй собирались немного газануть. Передача была в прямом эфире. Во всяком случае, мы заиграли - первая песня прошла на ОК, а на второй песне Тилль заложил несколько капсул с кровью в рот и выплюнул их. Они отрубили нас от эфира, прямо посреди песни, и пустили новости. С этого мы получили настоящий бойкот на лондонском MTV. Сейчас мы, тем не менее, снова на канале MTV - звучит хвастливо, но если имеешь силы к сопротивлению, в конечном результате это вознаградится.
Christian Lorenz (Flake), клавиши:
Концерт может быть очень длинным.
Медленно, но верно с годами сложилось так, что я был пьян на каждом концерте. Раньше это было нормально, поскольку мы играли только один или два раза в неделю. И после у меня было достаточно времени отдохнуть. Позже, когда туры стали длительнее, я пил, правда, меньше, но зато регулярнее. Собственно, я пил что-то каждый вечер, чтобы преодолеть предыдущее похмелье. И каждый вечер этого "что-то" было мне необходимо чуть больше. Качество моих выступлений слабело, но я не замечал этого, хорошо себя чувствуя после двух стаканов (вернее пластиковых стаканчиков). Когда я плавал по людям на надувной лодке, мне тоже требовалось приглушить страх. В этом помогал глоток текилы прямо перед выходом. Таким образом, мы однажды играли в Тюрингии. В зале было так жарко и влажно, что нам пришлось сушить мой сэмплер феном, иначе он не хотел работать. Мы взмокли и приходилось утолять жажду пивом, так как воду там не разливали.
Когда концерт закончился, мы решили праздновать дальше. Поехали на моей машине в соседнее село, чтобы найти, где продолжить вечеринку. Однако, ничего не найдя, просто припарковались на краю поля, поставили несколько свеч на капот и врубили автомобильное радио на полную громкость. Некоторые остались сидеть в машине, другие вышли болтать и танцевать. Выпивки было навалом и стало еще веселее. Спустя несколько часов мы вернулись в деревню, где организатор обеспечил нам ночлег. Тогда это было так принято. Однако мы только приблизительно знали местоположение дома, и что перед этим домом должна быть серая изгородь. Когда мы, наконец, прибыли, мы обнаружили, что дверь заперта.
Я открыл окно, стянул ботинки и влез с помощью Тилля в комнату. Затем я нашел путь к запертой двери, открыл ее, и остальные смогли войти в дом. В доме мы поняли, что все комнаты заняты, и были разочарованы тем, что все так нехорошо для нас подготовлено. Наконец, мы плохо-бедно нашли места, где прилечь. Только я еще стоял в коридоре, когда на меня набросилась толпа разъяренных мужчин, которые, очевидно, нами были разбужены. "Я вам головы оторву", - кричал их предводитель, который посчитал нас, понятно, взломщиками. Мы вырвались из дома и помчались вниз по улице. Я потерял мои ботинки. Мы нашли нашу квартиру, это оказалось дальше через три дома. Следующий день я ходил без ботинок. К счастью, мы нашли на бензоколонке подходящие ботинки, которые Тилль мне вынес под рубашкой, после того, как я их примерил.
Иногда после подобных вечеринок я оказывался на вокзале в совершенно разбитом состоянии и без денег. Приходилось в раздражении объяснять кондукторам мою ситуацию, чтобы только к вечеру перед самым концертом снова соединиться с группой. Если вечером я радовался предстоящему ночному отдыху, вдруг выяснялось, что именно сейчас для нас организована хорошая вечеринка, и после нескольких коктейлей усталость забывалась. При этом я обещал всем людям входные билеты или сувениры и давал им мой номер телефона. На следующий день я ничего не помнил, и меня все бесило. Что лучше поможет в такой ситуации, чем немного пива? Как-то все, чем я пытался привести себя в трезвое состояние, довело меня до диареи. Дела мои пошли так плохо, что я выпал из событий. Я лежал в гостиничной кровати и пытался пить настой ромашки. Я вовсе не хотел и думать о концерте. Вечером меня привезли, как мертвый груз, в зал, и я начал механически переодеваться. На сцене мне поставили ведро.
Весь концерт я был сконцентрирован только на моем теле. Таким образом, я впервые думал о том как пережить выступление. Время тогда вообще не двигалось. Уже после трех песен я продолжал из последних сил. Песни мне не нравились, шоу казалось скучным, неоригинальным и противным. Не знаю, как я заставил себя двигаться в этом вздоре и как-то вилять руками. Потом еще было что-то вроде танца, которое я заканчивал без воодушевления, так, что никто не понял, что это должно быть. Так концерт может стать слишком длинным. По счастью, потом никто из фанатов не смог меня узнать, так как на сцене я выгляжу иначе, чем в настоящей жизни. Только на следующий день дела пошли несколько лучше.
Это был наш обычай, и у людей просто улучшалось настроение. На концерте каждый скучает по хорошей группе, будь то какой-нибудь идиот из кабинки звукоинженеров или обычный слушатель. Все радуются, если они, наконец, увидели интересную группу, и все радуются, если происходит то, чего они не ожидали. И еще каждый рад, что ему удалось выжить в таком происшествии. Это такое хорошее чувство. Человек ищет активного действия и чего-нибудь безумного, и это то, что люди тогда получали от нашего шоу. Как-то был "торговый тур". Это когда играют в данном городе не публично, а делают закрытое выступление, на которое приглашены только городские оптовые и розничные продавцы дисков.
Нам говорили: "Не надо больше этого, с бензином". Но, когда наше действо запускалось, оказывалось, что мы просто должны делать это. Я не знаю почему. Во всяком случае, в один из вечеров мы снова это сделали, и глупейшим образом обожгли женщину из мюнхенского магазина дисков. Она была одета в нейлон. Он оплавился, она обожгла ноги и попала в больницу. Наша фирма звукозаписи была вынуждена оплатить ей отпуск. Нам снова сказали, что если мы завтра это повторим, то можем отправляться восвояси. Как ни странно, мы снова сделали это. Сейчас это звучит так, будто мы просто упрямились, но, собственно, иначе просто не выходило; мы просто должны были так делать.
Как-то дело дошло до памятной встречи представителей звукозаписи, когда они раз в год встречаются и вздрызг напиваются. Гостям там скучно, так как компании звукозаписи представляют друг другу свои новые проекты. Это ни одной сволочи не интересно. При этом мы должны были сопровождать эту вечеринку в маленьком трактире с тупой сценой, где все обшито деревянными панелями и все такое. Тилль и Флаке ездили верхом друг на друге вокруг бара с неоновой лампой и разбили ее вдребезги. Тут все загорелось, и наше настроение сразу улучшилось. От происходящего все обрадовались, даже эти жирные ленивые торговцы пластинками, которые с таким же успехом могли бы и машины продавать. Мы, кстати, часто замечаем, что неосознанно вскрываем подавленные эмоции в окружающих.
Нормальная западная группа ориентирована чисто по-коммерчески. Она хочет продавать диски, каждый хочет этого. Оппортунизм этих групп безжалостен, 95% из них делают то, что от них требуют, они приспособленцы. Мы же все явились из ГДР. Там совсем другая система ценностей. Поиск грани. Не ради провокации, а ради конфронтации. Это, я верю, особенно увлекательно. Провокация скучна. Она разоблачает себя слишком быстро и слишком искусственна. Для нас же были важны два вопроса: "что делают другие?" - мы не должны были это повторять - и "что другие делают неправильно?". Это была наша исходная позиция, относительно простая в постановке вопроса, но тяжелая в реализации.
Прежде чем все началось с Rammstein, мы все, собственно, были более или менее нормальны. Внезапно, же все группы, которые мы раньше знали, зазвучали для нас плохо. Это было так комично... Представляешь, что тебе переключили что-то в голове. Тебе остается только стать лучше других, если ты воспринимаешь принятое, привычное как плохое. Я сразу слышал неточности в существующей музыке. Я слышал плохие переходы, я видел плохой свет на сцене, слышал плохие звуки, я слышал плохой рефрен, я видел плохие шоу. Внезапно все вокруг стало плохим, и это почувствовали все мы. Вследствие этого возросло требование к собственному высокому качеству. Требование к самому себе нельзя привить искусственно, оно либо есть, либо его нет.
В противоположность другим группам, успех для нас был не самое важное. Мы хотели делать хорошую музыку. Мы больше не хотели музыки и текстов, которые доходят до большинства людей. Наверное, никто по-настоящему не любил ГДР, пока жил там. Это справедливо и для меня. Но когда я увидел внешний глянец Запада, то вскоре стал думать: "надо это порушить".
Я думаю, что Восток произвел больше индивидуальностей. У нас было больше трусов и больше мужественных, мы не воспроизводили среднюю массу как Запад. Восток - это более жизнеутверждающая система. Не такая холодная и мертвая. Восток - как пьяница. Он более оригинален, в нем больше жизни. Восток более реальный и коммуникативный, он грубее. Rammstein никогда не появился бы на западе.
Вот еще маленький и важный эпизод из нашей жизни, который очень типичен для нас. Мы придерживались двух линий. Во-первых, мы делали, полагаясь на старые связи, концерты в провинции, и, во-вторых, мы работали с компанией звукозаписи. Мы уже начали играть как группа в местечковых залах, одновременно ведя переговоры со звукозаписью. Однажды мы прибыли в одну деревню и застали тамошнего организатора, сидящим пьяным в ванне. Заказанное нами оборудование было в таком состоянии, что мы выпали в осадок. Мы подумали: "Нее, мы не выставим себя посмешищем с этим дискотечным снаряжением, мы не сделаем этого". Но организатор думал: "Раз группа здесь, значит они сыграют".
Обычно, все так и поступали, но в тот раз было не так. Правда, мы разделились во мнении: трое из нас хотели ехать домой сразу, а трое - остаться на ночлег. Обычное дело. Как бы то ни было, мы все-таки тогда уехали и сыграли в Берлинском клубе Knaak. Так мы и познакомились с нашим теперешним менеджером. Если бы не это, мы, вероятно, до сих пор играли бы по деревням. Таким образом, наша карьера двигалась, не смотря на то, что иногда мы делали то, что нельзя.
К примеру, были мы раз на MTV в Лондоне. Мы прибыли, и были встречены, как последняя задница. Мы выложили наши вещи и тотчас заимели проблемы из-за нашей пиротехники. Сначала сказали: "это можно использовать", а затем "без пиротехники". Мы сказали, что тогда съезжаем, нам ответили: "Пока". Мы заспорили между собой за и против отъезда. Мы договаривались, что мы сыграем две песни: первую как обычно, а во второй собирались немного газануть. Передача была в прямом эфире. Во всяком случае, мы заиграли - первая песня прошла на ОК, а на второй песне Тилль заложил несколько капсул с кровью в рот и выплюнул их. Они отрубили нас от эфира, прямо посреди песни, и пустили новости. С этого мы получили настоящий бойкот на лондонском MTV. Сейчас мы, тем не менее, снова на канале MTV - звучит хвастливо, но если имеешь силы к сопротивлению, в конечном результате это вознаградится.
Christian Lorenz (Flake), клавиши:
Концерт может быть очень длинным.
Медленно, но верно с годами сложилось так, что я был пьян на каждом концерте. Раньше это было нормально, поскольку мы играли только один или два раза в неделю. И после у меня было достаточно времени отдохнуть. Позже, когда туры стали длительнее, я пил, правда, меньше, но зато регулярнее. Собственно, я пил что-то каждый вечер, чтобы преодолеть предыдущее похмелье. И каждый вечер этого "что-то" было мне необходимо чуть больше. Качество моих выступлений слабело, но я не замечал этого, хорошо себя чувствуя после двух стаканов (вернее пластиковых стаканчиков). Когда я плавал по людям на надувной лодке, мне тоже требовалось приглушить страх. В этом помогал глоток текилы прямо перед выходом. Таким образом, мы однажды играли в Тюрингии. В зале было так жарко и влажно, что нам пришлось сушить мой сэмплер феном, иначе он не хотел работать. Мы взмокли и приходилось утолять жажду пивом, так как воду там не разливали.
Когда концерт закончился, мы решили праздновать дальше. Поехали на моей машине в соседнее село, чтобы найти, где продолжить вечеринку. Однако, ничего не найдя, просто припарковались на краю поля, поставили несколько свеч на капот и врубили автомобильное радио на полную громкость. Некоторые остались сидеть в машине, другие вышли болтать и танцевать. Выпивки было навалом и стало еще веселее. Спустя несколько часов мы вернулись в деревню, где организатор обеспечил нам ночлег. Тогда это было так принято. Однако мы только приблизительно знали местоположение дома, и что перед этим домом должна быть серая изгородь. Когда мы, наконец, прибыли, мы обнаружили, что дверь заперта.
Я открыл окно, стянул ботинки и влез с помощью Тилля в комнату. Затем я нашел путь к запертой двери, открыл ее, и остальные смогли войти в дом. В доме мы поняли, что все комнаты заняты, и были разочарованы тем, что все так нехорошо для нас подготовлено. Наконец, мы плохо-бедно нашли места, где прилечь. Только я еще стоял в коридоре, когда на меня набросилась толпа разъяренных мужчин, которые, очевидно, нами были разбужены. "Я вам головы оторву", - кричал их предводитель, который посчитал нас, понятно, взломщиками. Мы вырвались из дома и помчались вниз по улице. Я потерял мои ботинки. Мы нашли нашу квартиру, это оказалось дальше через три дома. Следующий день я ходил без ботинок. К счастью, мы нашли на бензоколонке подходящие ботинки, которые Тилль мне вынес под рубашкой, после того, как я их примерил.
Иногда после подобных вечеринок я оказывался на вокзале в совершенно разбитом состоянии и без денег. Приходилось в раздражении объяснять кондукторам мою ситуацию, чтобы только к вечеру перед самым концертом снова соединиться с группой. Если вечером я радовался предстоящему ночному отдыху, вдруг выяснялось, что именно сейчас для нас организована хорошая вечеринка, и после нескольких коктейлей усталость забывалась. При этом я обещал всем людям входные билеты или сувениры и давал им мой номер телефона. На следующий день я ничего не помнил, и меня все бесило. Что лучше поможет в такой ситуации, чем немного пива? Как-то все, чем я пытался привести себя в трезвое состояние, довело меня до диареи. Дела мои пошли так плохо, что я выпал из событий. Я лежал в гостиничной кровати и пытался пить настой ромашки. Я вовсе не хотел и думать о концерте. Вечером меня привезли, как мертвый груз, в зал, и я начал механически переодеваться. На сцене мне поставили ведро.
Весь концерт я был сконцентрирован только на моем теле. Таким образом, я впервые думал о том как пережить выступление. Время тогда вообще не двигалось. Уже после трех песен я продолжал из последних сил. Песни мне не нравились, шоу казалось скучным, неоригинальным и противным. Не знаю, как я заставил себя двигаться в этом вздоре и как-то вилять руками. Потом еще было что-то вроде танца, которое я заканчивал без воодушевления, так, что никто не понял, что это должно быть. Так концерт может стать слишком длинным. По счастью, потом никто из фанатов не смог меня узнать, так как на сцене я выгляжу иначе, чем в настоящей жизни. Только на следующий день дела пошли несколько лучше.
0 
0 
0  |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
о группе Rammstein 
Братва
Здесь все по понятиям: отчаянные перестрелки...
